«Благословенный». Справочник по миру.



К 3-му тому

 Особенности аграрно-переселенческой политики в первые годы царствования Александра I. 
Первое время после присоединения обширных степных земель Новороссии и Крыма политика по их освоению была бессистемной и хаотичной. Прежде всего, обширными поместьями наделялись высшие офицеры русской армии и флота, чиновники, приближенные к императрице или Потёмкину, а иногда и попросту случайные люди. Выделенные таким образом земли в большинстве случаев оставались необрабатываемыми. Впоследствии нередко оказывалось, что отданная кому-то земля нужна самому государству, и тогда поместья по завышенной цене выкупались обратно в казну. Поощрялось переселение самых разнородных элементов, — беглых крестьян, старообрядцев, сектантов; были даже планы по завозу в Крым английских каторжников.
Ещё при жизни императрицы Екатерины, став губернатором Новороссийского края, будущий монарх-реформатор начал политику планомерного заселения этих территорий. Основным контингентом переселенцев в тот период оказались казённые крестьяне северных и центральных великорусских губерний. Какой выбор объяснялся доступностью казённых крестьян для пропаганда среди них переселения со скудного севера на благодатный юг. Поскольку северные земли отличались особенно низким плодородием, считалось, что именно отсюда следует активно переводить крестьян в более плодородные области.
Сразу же была выявлена та проблема, что крестьяне северных губерний совершенно не представляли себе климатических реалий степной зоны России, а потому не обладали знаниями агротехнических приёмов, необходимых на новом месте. Для решения этой проблемы было создано несколько «переселенческих школ», где приехавшие на юг крестьяне в течение одного-двух сезонов обучались выращивать новые для них агрокультуры, осваиваясь в непривычной для себе обстановке. Соответственно, количество переселенцев было синхронизировано с возможностями этих переселенческих школ.
Как правило, переселенцы отправлялись в путь в начале зимы. Их задачей было по зимним дорогам доехать до пристаней в верховьях Дона и Днепра. Здесь были устроены лагеря переселенцев, где путники дожидались весеннего половодья.
Немедленно по вскрытии рек переселенцев баржами спускали в низовья Дона или Днепра. Отсюда их направлялись переселенческие школы, базирующиеся в основном в районе Таганрога и Херсона.
Здесь крестьяне в течение года работали батраками, попутно изучая южную агротехнику. Их учили пахать на волах, использовать тяжёлый плуг, выращивать картофель, сахарную свёклу, подсолнечник, кукурузу, применять травосеяние и прогрессивные многопольные севообороты. Вместо обычных для них изб переселенцам показывали, как устраивать строить мазанки. Кроме работы в государственных поместьях, переселенцы могли наниматься к местным помещикам или казакам. Пока переселенцы работали таким образом, чиновники Экспедиции государственных земель вместе с губернскими властями подбирали для них подходящие участки земли. Надо сказать, что земель как таковых было огромное количество; намного меньше было территорий, имевших поблизости необходимые водные ресурсы и хоть какие-то источники топлива и древесины.
Переселенцам выдавали от 15 до 30 десятин на семью. Они могли в кредит получить тяжёлые металлические плуги, упряжки волов, семенное зерно и древесину на постройку домов.
После воцарения императора Александра эта программа была расширена. Государь предавал ей не только экономическое, но и социальное значение: в первую очередь переселение предлагалось крестьянам, которые не смогли договориться со своими прежними владельцами об условиях аренды земли. В каждой губернии была устроена специальная экспедиция, ведавшая переселением. Она собирала сведения о количестве переселенцев в каждом году, организовывала их доставку на сборные пункты. Каким образом удалось упорядочить этот процесс, чтобы количество переселенцев соответствовало емкости переселенческих школ и транспортным возможностям. В годы, когда количество переселенцев превышало возможности «принимающей стороны», их либо оставляли на месте, либо перенаправляли в местности с более умеренным климатом — на Алтай или в Южную Сибирь, где крестьян можно было поселять без необходимости их переобучения.
Следует отметить, что землю крестьянам никогда не давали даром: размежёванные участки выставляли на торги. Сразу же платить за землю переселенцам не было необходимости: выплаты за участок начинались через 10 лет после продажи, и растягивалась на 50 лет.
Со временем «удобных» южных земель стало не хватать. В результате по инициативе императора был принят закон о конфискации государством неиспользуемых поместий. Практически до конфискации дело доходило редко: получив уведомление о грозящих санкциях, неисправные помещики, как правило, сразу же продавали свои владения по самой низкой цене. Ещё одним средством пополнения земельного фонда было изъятие залогового имущества у неисправных заёмщиков. Такие поместья также делились на мелкие участки и распродавались с торгов.
Несколько позже, когда «удобные» плодородные земли начали подходить к исчерпанию, правительство начало задумываться об использовании «неудобиц». Для запуска этих земель в оборот нужно было создать источники воды и леса.
Такую землю начали продавать крупными участками по самой низкой цене, обязуя владельцев высаживать лесополосы и делать запруды. После благоустройства этих земель владельцы или перепродавали их крестьянам, или же использовали сами.
Правительство пыталось проводить переселенческую политику и среди помещиков, предлагая обменивать свои великорусские поместья на владения равной площади, но намного большего плодородия. Это программа пользовалась слабой популярностью из-за отсутствие у помещиков возможности привлечь на новые территории рабочую силу. Однако, с ухудшением экономического положения великорусских помещиков, вызванного оттоком их арендаторов в чернозёмные области, они начали проявлять к этим предложениям заметный интерес. Одним из эффективных выходов из этой ситуации оказалось развитие скотоводства. Помещики начали покупать гурты скота, откармливать его в южных степях и затем продавать живым весом. Овцеводство, требовавшее намного меньшего количества рабочей силы, чем выращивание пшеницы, стало одним из важных средств поддержки дворянских хозяйств. При этом для откорма скотины можно было использовать свободные степные земли, арендовав их у казны за небольшую цену.
В Крыму помещики начали создавать винодельческие хозяйства, нанимая специалистов среди французских эмигрантов. Из-за высоких таможенных пошлин на импортные вина прибыльность виноделия оказалась чрезвычайно высока. Однако закладка виноградников требовала крупных вложений, на что выделялись специальные кредиты Дворянского банка.
Таким же путём развивалось выращивание подсолнечника и сахарной свёклы. Заметным подспорьем тут стало появление паровых маслобоек, производимых на Балтийском заводе и продававшихся в Херсоне и в Ростове-на-Дону.
Несколько позже появились крупные сельскохозяйственные компании. Крупнейшее предприятие в этой сфере «Волжский земледельный промысел» (президент — В. А. Всеволожский) занималось главным образом выращиванием подсолнечника. У компании имелось сто тридцать поместий общей площадью около трёхсот тысяч десятин. Особенностью работы и «изюминкой» предприятия было использование передвижных паровых маслобоек, расположенных на баржах. Передвигаясь по Волге с юга на север, маслобойки перерабатывали подсолнечник в масло, которое тут же на Волге разливали в бочки и развозили по потребителям. Большие объёмы продукции через Каспий уходили в Персию и на Ближний Восток.
Позже этот опыт был распространён на Дон и на Днепр, а также на переработку сахарной свёклы.
Это же время началось распространение выращивания кукурузы. Это высокорослые растение, дающее обширную зелёную массу, прекрасно подходило для заготовки силоса. Однако с её распространением имелось, как минимум, три проблемы: во-первых, она совершенно была незнакома крестьянам; Во-вторых в большинстве губерний России кукуруза не достигала достаточной для воспроизводства зрелости (попросту говоря «не вызревала»), и, в-третьих, процедура заготовки силоса тогда была ещё неизвестна.
Компания «Волжский земледельный промысел», отработавшая процесс силосования, практиковала выращивание кукурузы как на своих южных землях в Тавриде, так и в более северных районах страны. При этом посадочное зерно в Тульскую, Калужскую, Рязанскую, Брянскую губернии доставлялось с юга, а выращенная кукуруза шла на заготовку силоса.
Это же компания начала в районе Астрахани опыты по выращиванию риса.
Южные земли потребовали также применение новых зерновых и технических культур, способных выдерживать засушливое лето, и в то же время не вымерзающих во время ветреных, малоснежных южных зим. Для этой работы была создана «Экспедиция по селекции» при Коллегии сельского и лесного хозяйства. Здесь проводилась масштабная работа по районирование и акклиматизация различных сельскохозяйственных культур в разных регионах Российской империи. Особое внимание уделялось выведению новых сортов картофеля, сахарный свёклы, подсолнечника, люцерны и козлятника (галеги восточной). Последние культуры начали распространяться как исключительно ценные кормовые травы.
Здесь же производилось выведение засухостойких сортов сосны и лиственницы, необходимых для высаживания лесополос.

 Униформа Русской армии в 1797–1800 г. г. 
С приходом к власти в конце 1796 года перед императором Александром стал вопрос о предстоящих изменениях в военной униформе. Исходы на обмундирование войск в то время составляли существенную часть государственного бюджета, поэтому дело это было чрезвычайной и важности и нужности.
Из всех существующих образцов наибольшее одобрение заслуживала Потёмкинская униформа. Именно она была взята за основу новой формы. Куртка и шаровары практически без изменений перекочевали в новую форму образца 1797 года; военные, не жалея похвал, прославляли «шаровары, кои избавляют солдата от чулок, кои для него дороги, и позволяют носить онучи холщовые, кои здоровее для ноги и которых под шароварами не видать; притом просторны и солдата не беспокоят, если только висят на помочах, которые не накрест лежат на плечах, ибо таковые режут плечо».





Трудность возникла лишь с головным убором. Потёмкинские каски ругали решительно всё. Строевые офицеры говорили, что, если придать каске хороший вид по образцу, то она почти не держится на голове, а если сделать их удобными, то они похожи разве на ощипанного петуха и «никакого вида не составят».
«Эта каска — говорили пользователи сего девайса — составляется из 17 штук разных предметов, стоит 70 копеек, а толку от неё нет: ни на что не походит, тяжела, зимою не греет, летом за шею и дождик и слякоть идет; только и толку, что спереди козырь, чтоб солнце в глаза не светило., а зимою без ушей и без щек будешь. Прежде сего у ней было две лопасти, которыми зимою можно подвязывать щеки было, а теперь в фельдмаршальском гренадерском полку сделали одну лопасть сзади, которая ни к чему не пригодна; так и во всей армии начали делать».
Ещё при Потёмкине каски, а особливо в походах, заменяли особого рода шапками. При долгой осаде Очакова даже появилась «очаковская шапка» — особого вида картуз.
В конце концов каски стали разновидностью чисто парадной униформы. В поход их не брали, оставляя на зимней квартирах или даже в местах постоянной дислокации. Линейная пехота получила невысокий кивер, снабжённый отложными суконными наушниками, заправляемыми внутрь кивера. Кивер делался из фетра, верх его обшивался непромокаемой кожей или прорезиненной тканью.
Серый войлочный колпак кивера имел днище из непромокаемой кожи или прорезиненной ткани, и’V'-образную обшивку по бокам; к нижнему краю колпака пришивался кожаный ремень с медной пряжкой для подгонки кивера под нужный размер (на колпаке сзади делался вырез, обшитый кожей). Высота колпака равнялась 31/2 вершка; верхний диаметр превосходил нижний на 1 вершок. Дно получило небольшой прогиб вниз от переднего края к заднему Донце кивера могли лакировать или оставлять нелакированным. Под нижний ремень вшивался козырек из толстой юфтяной кожи. Кожаный подбородочный ремень застегивался на латунную пуговицу слева. Спереди нашивался кожаный расширяющийся кверху карман для султана. Голову солдата во время непогоды надежно защищала кожаная закругленная на конце лопасть, в обычном состоянии заправленная внутрь колпака. Для защиты ушей и щёк по бокам таким же образом пришивались суконные наушники. Кивера «строились» на три обобщенных размера.



Ординарным украшением кивера служил «репеёк», то есть овальная плашка с проволочными «усами», обтянутая сукном. Сзади репейки обшивались черным сукном. Репейки рядовых отличались цветами в ротах полка. Для придания киверу парадного вида в него устанавливался султан из конского волоса и навешивался «этишкет» — украшение из широкого белого шнура. Обычно «султаны» и «этишкеты», чтобы не загружать солдат, хранились в дивизионных депо и подвозились только на проведение парадов.
Другие рода войск, кроме линейной пехоты и гусар, кивер не применяли. Егеря и стрелки получили удобные картузы, драгуны — войлочные каски, формой слегка напоминавшие васнецовскую «богатырку», легкоконные войска — фуражку.
В гренадерских полках строевые нижние чины продолжали носить гренадерские шапки. На латунном налобнике её помещался двуглавый орел с изображением московского герба в щите на груди и с поднятыми крыльями, а в верхней части — корона и лента с девизом «Съ нами Богъ». Край налобника подкладывался черным сукном. Каркас шапки и налобник крепились к жестяному околышу и обтягивались сукном. Шапка венчалась кистью из шерстяной нити. В унтер-офицерских кистях верхний и нижний секторы состояли из черных и оранжевых нитей, боковые — из белой нити. Все шапки имели кожаные подбородочные ремни, также они получили отложные наушные клапаны и жестяной козырёк.
Были также разовые вещи, которые дополняли «потемкинский» мундир в условиях холодного климата. Ещё осенью 1788 года, во время войны со шведами, войскам действовавшей в Финляндии армии поставили 15 000 комплектов теплой одежды, каждый из которых включал в себя: овчинную куртку белой, серой или черной шерсти;
рукавицы коневой кожи с «варегами» из овечьей шерсти (то есть варежки);
пару «катанцов, валяных из коровьей серой шерсти, подшитых внизу подошвой из коневой кожи, а сверху опушка и носки, обшитые коневою или оленью же кожею» (то есть фактически валенки с калошами), и два с половиной аршина серого овечьего сукна на онучи (суконки).
После 1796 года эту практику узаконили и расширили. Во многих полках появился «шлык» — шерстяной капюшон, одеваемый поверх обычного головного убора. Вдобавок к этому войска после 1797 года стали одевать в шинели, а для караульных приняли бекеши (тулупы). В драгунских полках внедрили шинели, в казачьих — бурки.
В Персидском походе ярко проявилась необходимость принятия на вооружение и униформы для жаркого климата. Таковой стала куртка из некрашеного холста, покроем соответствовавшая потёмкинской, такие же холщовые шаровары и ботинки (штиблеты) с обмотками. Головным убором был принят полотняный картуз, снабжённый назатыльником, защищавшим шею от солнца.
Определённые сложности имелись с обмундированием командного состава. Офицеры одевались в свои старые мундиры, и это, кроме всего прочего, привело к излишним потерям. Ещё во время второй русско-турецкой войны 1787–1791 годов выяснилось, что неприятельские егеря узнают офицеров по платью и стреляют преимущественно в них; в результате русские войска стали терять множество офицеров от прицельного огня неприятеля. Когда это выяснилось, Потемкин приказал офицерам, как по этой причине, так и ради экономии, в строю носить куртки и шаровары из толстого сукна, скроенные по образцу солдатских.
Таким образом, треуголки, кафтаны, колеты оставались у офицеров вплоть до 1796 года и видоизменялись, следуя моде. Они стали «парадно-выходным» комплектом униформы. Потёмкинские же каски, куртки и шаровары сделались вторым — строевым и походным — комплектом обмундирования, существовавшим параллельно с положенным по уставу. Теперь одетый наподобие солдата, лишенный шарфа офицер уже не был на поле боя броской мишенью.
Император Александр усугубил эту тенденцию, разрешив офицерам иметь в полках «полевую» форму для похода и боя, и «выходную», скроенную по образцам, выбранным полковым офицерским собранием. По сути, теперь каждый полк мог иметь совершенно произвольную парадную форму, дизайн которой определялся самими офицерами, но и расходы на которую несли они сами. В ряде случаев это привело к серьёзным проблемам. Не каждый армейский офицер мог похвастаться стабильным достатком сверх получаемого жалованья; многие жили на казенный оклад, — проще говоря, бедно. А между тем даже минимальные затраты на экипировку составляли внушительную сумму и в итоге становились главной статьей расхода. Одной из самых распространенных причин, по которой обер-офицеры просили отставку, было то, что полковники в угоду моде «делают для украшения их великие из жалованья вычеты, не рассматривая того, что останется ль офицеру на пищу и на прочее содержание, но стараются об одном только том, чтоб он в строю был наряден, отчего бедные дворяне, не имеющие из домов своих помощи, самою гнусною пищею довольствуются, даже до того, что почти в артели с солдатами бывают»
Во избежание такого рода случаев небогатым офицерам предлагали перевестись в егерские, или, позже, «стрелковые» полки, где такие вольности не допускались по соображениям маскировки.



К 3-му тому. Конституционный проект А. Р. Воронцова

1
Нельзя не признать, конечно, по обширности России и разных народов, в ней обитающих, что не токмо польза, но и самое сохранение империи требует управления государя, со властию, сану его свойственною: власть сия да не употребится как на пользу и благо наших верных подданных.
2
Не менее нужным полагаем, чтоб престол российский не мог быть подвержен переменам и пребыл наследственным. Не нужно распространяться, сколь противное тому сопряжено не только с неудобностями, но и с падением самого государства. В истории Отечества нашего довольно тому примеров, воспоминание коих всякому россиянину не может быть не чувствительно. Упреждая такие худые последствия, императорскою нашею властию подтверждаем узаконение о наследстве российского престола старшим потомком мужского пола.
3
Первые подвиги при вступлении нашем на прародительский императорский всероссийский престол ознаменовали желание обратить все внимание наше, дабы утвердить прочным образом Правительствующий Сенат яко место, признанное удобнейшим и в виде том прапрадедом нашим государем императором Петром Великим установленное, чтоб облегчить бремя правления, для лучшего исполнения воли нашей и бдения, дабы законы государственные не нарушались и польза общая при всяком случае предохраняема была. В сем намерении собственноручным указом возложили мы Правительствующему Сенату представить нам все то, что в такой цели послужить может к лучшему основанию сего верховного Правительства. Сенат исполнил волю нашу, представя на усмотрение наше положение, которое, признавая для настоящего времени сходственным с желанием нашим утвердить сколько возможно благо общественное, мы все то утвердили, уповая, что Правительствующий Сенат первым предметом навсегда
иметь будет пользу и благоденствие России. Сие положение сенатское мы здесь
паки торжественно подтверждаем.
4
Признавая, сколь существующие законы, о поправлении коих и предшествующие нас государи помышляли, недостаточны суть, мы долгом почитаем особое внимание к важному предмету сему обратить и для того учредили уже особую комиссию, ничего так не желая, как видеть успехи сего нашего намерения, клонящегося к тому, дабы Россия достаточными и ясными законами на всякую часть и на каждое состояние людей, пространную империю нашу составляющих, обрела новую твердость и блаженство, дабы безопасность личная и собственность каждого ограждены были, дабы наказания, если они место иметь должны, извлекаемы были не инако, как из натуры самого преступления, и не отягощали судьбу каждого выше им содеянного. Не прежде ощутим мы некоторое внутренное удовольствие, как когда увидим Отечество наше снабженным всеми нужными
узаконениями для основания вообще блага оного, и дабы каждый под охранением их мог жить спокойно и безопасно при нас и преемниках наших.
5
Подтверждаем и возобновляем все права и преимущества, данные дворянству прежними российскими государями, а наипаче указом императора Петра III, именуемым: «О вольностях дворянства», и Грамоту дворянскую императрицы Екатерины II.
6
Подтверждаем и даем дворянству полную свободу жительства иметь в той части Российской империи, где кто пожелает, переменять свое пребывание, выезжать из государства и возвращаться в оное по своему благоусмотрению, не опасаясь нимало, чтобы по отбытии за пределы России остающиеся имения или права могли подвергнуться опасности или нарушению, ибо пребывают они под защитою законов, собственность ограждающих. — Свобода выезжать за пределы государства да будет навсегда ненарушимым правом российского дворянина, и да не будет обязан он испрашивать на сие каждый раз монаршего соизволения, исключая только чрезвычайные случаи, как, например: пресечение сообщения с какою-либо державою или тому подобное, о чем, однако ж, всегда будет обнародовано.
7
Российскому дворянству да будет свободно вступать или не вступать в службу нашу, но те, кои не будут отправлять никакого рода служения, не могут пользоваться выгодами и преимуществами, службою приобретаемыми. Воля наша, однако ж, есть, чтоб и те из дворян, кои по разным обстоятельствам сего долга пред Отечеством выполнить не могут, лишаяся выгод и преимуществ, службою приобретаемых, пользовались правом, естественно каждому дворянину, недвижимую собственность имеющему, принадлежащим, участвовать в выборах и быть избираемыми на места, от выбора дворянского зависящие.
Российскому дворянству да будет свободно вступать на службу дружественных или союзных держав, не испрашивая на то особого дозволения.
8
Порядок наследства и право в приобретении оного да будут впредь непоколебимы и ненарушаемо постановлены законами Российской империи, и сей законами утвержденный порядок наследства да не будет никогда и ни под каким предлогом отменен или нарушен какою-либо властию, и все особые постановления, порядок сей испровергающие, как то: конфирмованная духовная, или прошение, утвержденное императорским Величеством, или другая каковая перемена в узаконенном правиле да будет без действия [разумея сие на будущее время, если бы таковые распоряжения, несходные с законами, после настоящего постановления могли быть учинены; что же касается до прежних, на которые последовали императорские конфирмации, оные остаются в своей силе без нарушения]
Общее и давно признанное правило по сей материи состоя в следующих двух пунктах:
1) каждый помещик располагает имением своим родовым по закону, то есть родовое родом и благоприобретенным по воле своей;
2) каждое имение благоприобретенное, о коем завещатель именно не упомянет, будет законами почитаемо родовым и уже под сим видом и именем к наследникам войдет в расчет и раздел.
9
Торговля Российской империи, внешняя и внутренняя, да пользуется всегда и во всякое время особым покровительством правительства, и да обратит оно неослабное попечение о размножении естественных и искусственных произведений в государстве, да поощряет отыскание всяких вещей полезных, как то: металлических руд, минералов, солей и других земных произведений.
Владелец, обретший и отыскавший в пределах земель, ему принадлежащих, вышеуказанные земные произведения, толико государству полезные и распространению торговли толико способствующие, да имеет к оным всегдашнее и неоспоримое право, и где бы таковые произведения ни были, на поверхности земли или в ее недрах, в лесах, водах и где бы то ни было, но во владениях его, да имеет право обрабатывать их для собственной своей пользы; казна же, исключая установленной законами подати, никакого другого права тут да не предъявит.
Долг правительства есть пещися, чтобы внутри государства существовала везде всевозможная удобность для перевоза и пересылки всяких естественных и искусственных произведений; да покровительствует и да чинит оно всякое вспоможение в обращении произведений и товаров, и никто да не опасается, чтоб когда и под каким-либо предлогом положена была сему внутреннему обращению преграда, или оное стесняемо было впредь каковым постановлением или узаконением, могущим сделать помешательство в сем столь важном предмете общей пользы, — и существуемое или впредь последовать могущее какое-либо установление, затрудняющее достижение сей полезной для блага народного цели, да почтется недействительным.
10
Утверждаем и постановляем впредь навсегда и ненарушимо, что безопасность личная есть право, российскому подданному существенно принадлежащее; почему каждый да пользуется оною сообразно с званием и чиносостоянием своим. Право сие да пребудет всегда под священною стражею закона.
Возобновляем, утверждаем и постановляем, что право собственности движимого и недвижимого имения есть право российского подданного, поколику оно свойственно в силу законов каждому чиносостоянию в государстве.
12
Подтверждаем, по силе Указа 1787 года, право гражданской давности, касающееся до собственности или владения движимым и недвижимым имением так, что если кто владеет каким-либо имением или если пользовался кто чрез десять лет каким-либо правом бесспорно и спокойно, и если в течение сих десяти лет никто не оспаривал такого владения или права и о том не производил иска, то по окончании сего узаконенного десятилетнего срока всякой владелец да почтется законным того имения владельцем, и да не приемлется на оное спора, и иска о нем да не произведется ни от кого, ни от частных людей, ни со стороны казенной.
Сие, мирное и бесспорное десяти лет владение, правом давности или просрочки утвержденное, обращается для пользовавшегося оным в право владения действительное и неоспоримое, и да послужит впредь вместо всяких законных документов на имение, если бы оных кто не имел.
13
Подтверждаем и возобновляем все права и преимущества, данные городам, купечеству и мещанству российскими государями, а наипаче Грамотою Ее Величества императрицы Екатерины Второй, названною Городовым положением.
14
Подтверждаем и жалуем всем, записавшимся в купечество и мещанство, свободу избирать и переменять жительство во всех городах по своему желанию. Равным образом да имеют они свободу выезжать за границу, давая надежное поручительство, если кто имеет каковые обязательства, как и в исправном платеже следуемых с них податей.
15
Буде случится, что за какой-либо иск, или как бы то ни было, имение поселянина подлежать будет описи, конфискованию или отъятию, то все земледелательные орудия и все, к ремеслу его принадлежащее, как то: соха или плуг, борона, коса, телега и тому подобное, лошади, волы, житницы с семянным хлебом, овин или рига и другие земледельческие строения, к званию земледельца относящиеся, не долженствуют у него быть отъяты ни под каким видом и ни в какое время.
Сия собственность, основывая существенно состояние земледельца, не имеет быть ни под каким видом и предлогом нарушаема, ни за казенный каковой долг, взыскание, недоимку или подать, ниже за какое-либо требование владельца, и да пребудет она свята и ненарушима навсегда. Земледелец, лишаяся ее, лишается совсем своего звания.
16
Обвиняемый в каком-либо преступлении или под судом находящийся да не почитается преступником, и да не лишается тем доброго в обществе о нем мнения, и да пользуется всеми личными преимуществами (буде какие имеет), доколе действительно не будет доказано, что он преступление учинил и доколе не будет оно объявлено решительным приговором законных судей.
17
Обещаем императорским нашим словом обратить все внимание наше к усовершенствованию права, отчасти в российской юриспруденции уже существуемого, дабы всякий подданный российский судим был судиями равного с ним состояния. Ничего сердцу нашему не будет приятнее, как основать на твердых и единых для всех званий правилах правосудие в империи нашей.
18
Обвиняемому в преступлении, или под судом находящемуся, да будет дозволено во всех случаях, не токмо если того пожелает, но да будет ему предложено избрать себе для суда защитника; сие предложение об избрании защитника долженствует быть существенно к обряду судопроизводства принадлежащим.
19
Обвиняемый в преступлении или под судом находящийся да имеет непременное право отвергнуть судей, постановленных для суждения о его преступлении, объявляя законную причину, для чего он их отвергает.
Отвержение судей равным образом распространиться должно и на дела тяжебные или гражданские.
20
Да никто, не имеющий на то власти, законами данной, не дерзает российского подданного (к такому бы чиносостоянию он ни принадлежал) оскорблять в личной его безопасности, лишая его свободы, заточая, сажая в темницу, налагая оковы или просто имая под стражу.
21
Если кто взят будет под стражу, или посажен в тюрьму, или задержан где насильственным образом, и если в течение трех дней не будет ему объявлено о причине, для которой он взят стражу, посажен в тюрьму или задержан, и если в сей тридневный срок он не будет представлен пред законный суд, для учинения ему допросов и для произведения над ним суда, то по единственному его требованию свободы от ближайшего начальства да освободится непременно в тот час, ибо преступление его не известно, а потому в законе еще не существует. свобожденный таким образом может произвесть иск на взявшего его под стражу, или посадившего его в тюрьму, или задержавшего, или давшего на то повеление, в оскорблении личной безопасности и убытках, и сей повинен ответствовать в суде в произведенном на него иске.
22
Если кто, будучи взят под стражу и представлен суду, пожелает, узнав причину для коей взят, быть освобожден, предъявляя законами определенное поручительство в том, что являться будет на: суд каждый раз, когда то востребуется, пусть да имеет на то право и да получит личное освобождение, исключая нижеписанных случаев: когда обвиняем кто в умышленном оскорблении Величества в измене, в умышленном смертоубийстве, в разбое; в делании фальшивой монеты, ассигнаций или векселей, в заговоре, клонящемся к нарушению общего покоя или личной безопасности, и когда ясно в суде будет постановлено, что содержимый под стражею точно таковое преступление соделал умышленно; в сих только случаях поручительство не приемлется, и личное освобождение возбраняется.
Но и тут, желая оградить личную безопасность законом непременным, поставляем и учреждаем навсегда:
1 Когда обвиняемый в умышленном оскорблении Величества, в измене, в умышленном смертоубийстве, в разбое, в делании фальшивой монеты, ассигнаций или векселей, в заговоре, клонящемся к нарушению общего покоя или личной безопасности, будет требовать освобождения за поручительством, то долг суда да будет постановить предварительно и ясно: 1) что преступление есть точно умышленно и таково, как показывает обвинение, 2) что взятый под стражу, или обвиняемый, точно и умышленно сие преступление соделал.
Утвердив все сии статьи приговором, суд может отвергнуть поручительство, а не иначе; ибо простое подозрение не есть доказательство.
2 Дабы именование преступления в оскорблении Величества не было подвергнуто неопределенному толкованию и дабы оградить всех от злоупотребления самопроизвольного власти, установляем на точном смысле Наказа о сочинении нового уложения блаженной памяти императрицы Екатерины второй, глава XX, чтобы слова и сочинения не почитать никогда преступлением, ибо они суть предлоги только градского чиноправления, а преступлением оскорбления Величества почитать следующие деяния: если кто сделает и производить будет самим действием заговор на испровержение высшей власти в государстве, заговор есть условие нескольких людей, или кто произведет явной и умышленной бунт и возмущение в народе, от чего нарушится спокойствие государства, или кто предатель будет самым действием своего Отечества, умышляя с врагом его ему вред, если кто сделает заговор и произведет оный, или производить будет самым действием против жизни и безопасности особы Императорской, тот только да судим будет яко преступник в оскорблении Величества.
23
Если взятому под стражу, обвиненному в преступлении или под судом находящемуся дана будет свобода или по неизвестности преступления, или по учиненному о невинности его в суде решению, то да не будет он паки требован к суду, взят под стражу или обеспокоен другой раз по тому же делу; но дело сие да почитается яко решительно оконченное, и да не приемлется о нем вторично нигде никакого прошения, да не дается никакое повеление о его возобновлении или продолжении, и апелляция, какая бы ни была, да не имеет тут места.
24
В случаях какого-либо тяжебного или законного разбирательства между казною или частным лицом казна не иначе в законе должна быть почитаема, как обыкновенный истец или ответчик. Поверенный, обязанный защищать право казенное, не должен иметь никакого преимущества или предпочитания против своего соперника, и в отношении его надлежит наблюдать те самые в судопроизводстве формы, обряды и порядок постановленные, которые положены для частных лиц, ибо достоинства или преимущества истца или ответчика не долженствуют иметь ни малейшего влияния на существо дела, ни на обряд в собрании справок, ни на судопроизводство, а всего паче на решение и приговор. Все лица равно законам суть подвластны.
25
Да не существует отныне впредь никакая подать, налог, сбор денежный или другого какого-либо рода, ниже требование какое без именного на то указа, в коем подать, налог, сбор или требование изображены будут ясно, и который всенародно объявлен будет по воле нашей от Правительствующего Сената, и в сем обнародовании ясно, внятно и недвусмысленно изобразится, что от кого требуется и сколько.
Сим предохранительным средством уничтожатся всякие частные требовании или налоги, постановляемые какими-либо начальствами, как-то: городовыми правлениями, магистратами, ратушами, цеховыми управами, собранием дворянских предводителей или кем иным; власть же и право объявлять налоги по воле императорского Величества, предоставляется единому Правительствующему Сенату. Под сим исключением не разумеются, однако ж, добровольные складки или сборы, кои дворянами, купечеством, мещанами, цеховыми управами или казенными поселянами, каждыми для надобностей собственно того состояния, к которому они принадлежат, чинимы будут. Всякая такая добровольная складка или добровольный сбор, не долженствует иначе принять своего начала, как по предварительном советовании всех участвующих.
26
Поелику наказание, законом определяемое, может иметь две только цели: или исправление преступающих, или воздержание примером, казни от всякого к преступлениям покушения, то не свойственно правительству находить тут какую-либо корысть, ибо пеня или штраф в разных случаях гражданского производства, законами полагаемые, должны всегда иметь целью исправление преступающих, лишая их предлога к преступлению; в делах же уголовных, смерть гражданскую за собою влекущих, пеня или отъятие имения существовать не долженствуют, ибо следствия наказания сего падут на наследников; а потому и постановляем, чтобы конфискация имения в пользу казенную по делам уголовным отныне впредь не существовала; того ради, буде по уголовному преступлению виновный по закону должен наказан быть смертию гражданскою, то имение его да отдастся обыкновенным порядком наследства законным наследникам, и да обращается потомственно по обыкновенному законоположенному порядку. Исключаются из правила сего те из преступников, осужденных на смерть гражданскую (которая разрушает все права без изъятия), кои сделали какое-либо похищение казенного или частного имущества, кои, имев в управлении доходы или расходы государственные, состоят в начете, кои имеют долговые казенные или частные обязательства. Имение таковых да не прежде утвердится за наследниками их, как по удовлетворении законном по всем выше писанным пунктам.
27
Во всяком законном разбирательстве, или судопроизводстве, да чинится различие и разделение между лицом и вещью или между имением и особою. В делах тяжебных и исковых, какого бы роду ни было лицо или особа, тогда только подлежать может ответу, взысканию или требованию, когда вещь или имение не достаточны на удовлетворение произведенного иска.
Вследствие правила сего закон полагает, что всякого рода сделка, как то: продажа, наем, условие, подряд, заем, расчет, контракт и обязательство, какого бы рода ни было, как между частными людьми, так и между казной и лицом частным, суть постановления, не на обязующееся лицо относимые, но на вещь, на кою делается обязательство, не до особы касающееся, но до имения; следовательно, имение или вещь долженствуют прежде ответствовать об устойке и об исполнении обязательств, но в случаях недостатка имения на удовлетворение сделанных обязательств закон тогда обращает требование к особе или лицу, дабы недостающее в имении на удовлетворение иску пополнено было.
28
Желая утвердить право частной собственности во всех его видах и отношениях, мы отступаем от права, казне присвоенного, на имения последних в роде, постановляя, да отныне впредь все таковые пользуются имениями их на общем праве владельцев, да будут они властны заложить их и продать или иным образом законно распорядить, предоставляя обращать в казну и почитать выморочными те только имения, о коих владельцы их, быв без наследников, при жизни их никакого не сделали распоряжения и умерли без законного завещания. А посему в письме всяких крепостей самое название последних в роде отныне впредь да уничтожится.
29
Обеспечив колико возможно безопасность наших верных подданных, мы почитаем, что блаженство их много от того зависеть может, если всякое судопроизводство, в каких делах бы то ни было, которое столь существенную с законом всегда связь имеет, было постановлено законоположением ясным и непременным; того ради, доколе с помощию Божиею достигнем мы цели нашей в утверждении блаженства России совершением и изданием общего уложения, мы обещаем нашим императорским словом, что мы все узаконенные доселе судопроизводства, обряды, или постановления наблюдать будем ненарушимо, не делая ничего в отмену оных ни общими, ни частными положениями; но если бы случится могло, что прежние постановления, обряд или судопроизводство требовали какие-либо отмены, то каждый раз в таком новом деле Правительствующий Сенат обязан взойти в подробное рассмотрение нужных в существующем положении отмен, и для того да устроит о сем общее советование, приглашая тому коллегии и равные им присутственные места, и рассмотрев да учинит положение и внесет нам
на утверждение; тогда только таковое новое постановление да имеет силу закона, а все, иначе учреждаемое, законом да не почитается.

Дана в престольном нашем граде Санкт-Петербурге сентября… дня 1797 г.



К 3-му тому. Вооружение армии в 1797–1800 г. г. Стрелковое оружие

Вооружение армии было предметом постоянных забот императора. Конечно, первое, что приходило в голову, это внедрить пулю Минье, или, для гладкого ствола, хотя бы пулю Нейсслера. Императора Александра при внедрении этого образца вооружения интересовало не столько даже повышение точности выстрела, сколько увеличение скорострельности: с таким боеприпасом не нужен пыж, и пулю, вместо того, чтобы заталкивать шомполом, можно было просто ронять в ствол. Однако выяснилось, что свинцовая «юбка» хорошо работает только при очень небольшом зазоре между стволом и пулей; иначе она не расширялась, прижимаясь к стенкам ствола и работая в качестве пыжа, а наоборот, сминалась. Требовалось резко повысить точность изготовления оружейных стволов.
Посоветовавшись со специалистами, государь изыскал выход из этой ситуации. В полках начали отбирать ружья по размеру ствола, перераспределяя их между солдатами так, чтобы в каждой роте были ружья более-менее одинакового калибра. После этого ротному каптенармусу вручался комплект из двух калибров и обжимные щипцы, которыми пули подгонялись под «ротный» диаметр ствола. Пули проверялись «калибрами», представлявшими собою два металлических кольца, чуть-чуть отличавшимися по диаметру. Подогнанные пули должны были свободно проходить через «большой» калибр и не проходить через малый. После проверки пули раздавались солдатам, которые должны были ещё раз проверить, подходят ли выданные пули к их стволам.
При испытаниям пули Нейсслера, названной у нас «расширительной», выяснилось, что техническая дальность стрельбы заметно выросла; однако из-за того, что крупнокалиберная пуля быстро теряла начальную скорость и летела по крутой траектории, точность стрельбы на большой дистанции оказалась ничтожной. Возникла необходимость наладить простое и быстрое измерение дальности до цели, поскольку точность стрельбы на дистанции более 50 саженей критически зависела от правильного определения дальности.
Для этого был разработан «дальномер-лира» выдававшийся унтер-офицерам, а на ружья стали крепить мушки и прицельные планки. Работа эта затянулась, в основном концентрируясь в гвардейском Измайловском полку и в Финляндском егерском корпусе. Выяснилось, что «расширительная» пуля примерно в 2 раза повышает общую действительность ружейного огня пехоты; особенно ценным оказалось повышение скорострельности. Однако, выявились и проблемы.
Из-за осаждения сажи внутри ствола «расширительная» пуля, имевшая малый зазор со стволом, после двух или трех выстрелов не входили в дуло. Солдаты загоняли пулю, ударяя камнем по шомполу; шомпол гнется в дугу, а пуля не поддается. Колотили как в кузнице! Солдаты приносили сальные огарки, смазывали пулю, но все не помогало. Ружья, переделанные на нарезные, раздирались по нарезам.
В силу этих и иных причин в целом перевооружение армии на расширительную пулю было признано преждевременным: слишком сложным это оказалось и технически, и организационно. К вышеперечисленным сложностям можно добавить большой запас круглых чугунных пуль, которые невозможно было перелить в «расширительные». Поэтому в основной части армии внедрили «американскую» систему ведения огня.
Во время Войны за Независимость американские колонисты выработали особую методику заряжания оружия: в ствол заряжается одна чугунная пуля и к ней плюсом идет три свинцовых картечины калибром 3 линии. При выстреле картечины не дают пуле скакать в стволе, чем повышают её кучность вдвое, а также добавляют поражение цели на короткой дистанции.
При проведении сравнительного испытания «расширительной» пули и заряжания ружья пулей и тремя картечинами выяснилось, что на дальности до 100 саженей эффективность стрельбы пулей с картечью много выше, чем расширительной пулей.
Внедрив такую методику в русской армии, добились заметного повышения действенности ружейного огня без необходимости существенного переучивания пехоты и переделки оружия. Поэтому именно пулекартечный патрон, официально называвшийся «усиленным», стал основным в русской армии вплоть до 20-х годов 19 века.
Первое время (примерно до 1799 года) военные заводы производили те же ружья австрийского типа, что были приняты в екатерининскую эпоху. Однако затем появились новые необычные образцы.

К 1798 г. были разработаны образцы новых ружей. Калибр принятых на вооружение незадолго до войны новых ружей — пехотного, драгунского, кирасирского и гусарского, составлял 7 линий (17,8 мм).
Пехотное ружье имело длину со штыком 1,83 м и весило (со штыком) одиннадцать фунтов — 4,5 кг. Драгунское ружьё отличалось укороченным стволом и креплением для палаша. Егерские ружья ничем не отличались от пехотных, но отбирались особо по «самому правильному» диаметру ствола и наиболее точному бою. Все ружья имели латунный прибор и, как правило, трехгранные стальные штыки. Исключение составляли драгунские ружья, где в качестве штыка применялся штатный палаш. Такое необычное оснащение призвано было компенсировать более короткий ствол драгунского оружия.
Унификации оружия, особенно по калибрам и крепежу, уделялось большое внимание. Начиная с 1798 года все болты и винты для Сестрорецкого и Тульского оружейных заводов изготавливались в Коврове, на новых токарно-винторезных станках с паровым приводом. До этого винты изготавливали индивидуально, и они были невзаимозаменяемыми. Унификация по калибру проводилась как путём повышения качества внутренней отделки стволов, так и путём группировки: ружья отбирались по фактическим диаметрам, с тем, чтобы в каждый полк поступали стволы наиболее близких друг другу реальных калибров. По мере износа канала ствола ружья группировали побатальонно, то есть старые изношенные стволы отправляли в «линейный» батальон, а новые, с точными размерами отправляли в «стрелковый». Таким образом, в стрелковые полки удалось собрать более точные ружья, пригодные для стрельбы пулей Нейсслера.
Старые ружья калибром 19,8 мм по мере износа и замены новыми отправлялись на хранение, продавались населению, в запасные и учебные батальоны, в гарнизонные и «линейные» батальоны.
В 1798 году на вооружение был принят и штуцер — нарезное дульнозарядное ружье с 8 нарезами внутри граненого по всей длине ствола, предназначавшийся для одиночной прицельной стрельбы. Штуцер отличался большой дальностью и точностью выстрела, что достигалось использованием нарезного ствола, более удобной конструкцией ложи и особого прицельного приспособления. Калибр штуцера составлял 6 линий: 15, 24 мм. К сожалению, к недостаткам штуцера относились сложность заряжания и невозможность длительного ведения стрельбы. Его заряжание было весьма трудоемкой процедурой. Для того чтобы пуля получила вращательное движение от нарезов в стволе, приходилось обматывать ее натертой салом бумагой, холстом или замшей и с силой вдавливать в ствол — обмотка при этом забивалась в нарезы. После определенного количества выстрелов нарезы забивались пороховым нагаром; ствол приходилось промывать и тщательно чистить. Для рукопашного боя штуцера снабжались удлиненными штыками, которые должны были компенсировать малую длину оружия.
Для компенсации этих проблем в 1803 году был принят «стержневой» штуцер — в дно канала ствола помещался конический стержень, который позволял сравнительно быстро расширять свинцовую «юбку» пули.
Штуцерами вооружались «застрельщики» — лучшие стрелки, отборный взвод из стрелкового или егерского батальона. Они специально обучались отличать и поражать в бою вражеских офицеров, знаменосцев, музыкантов и артиллеристов.
Все ружья и штуцера имели кожаный плечевой ремень, но на ремне носились крайне редко. К ремню подвешивался кожаный чехол для предохранения огнива кремневого замка. Кроме того, весь замок целиком на походе закрывался кожаным полунагалищем.
В используемом для ружей патроне боевой заряд, картечь и пуля соединялись с помощью бумажной гильзы. В качестве взрывчатого вещества использовался дымный гранулированный (зерненный) порох. В боевой патрон пехотного 7-линейного ружья помещалось 10,6 г пороха, в холостой — 8,5 г; в патроны драгунского 7-линейного ружья — соответственно, 8,5 и 6,4 г. Заряд 8-линейных ружей был на 2,1 г тяжелее. Нужное количество пороха отмерялось специальной медной пороховой меркой.
Порох выталкивал из ствола круглую свинцовую пулю; учебные пули делались из глины. Диаметр пули почти на 2 мм был меньше калибра ствола, диаметр формы для литья — несколько больше диаметра пули. Вес 7-линейной свинцовой пули составлял 23,4 г, чугунной — в полтора раза меньше.
За правильным содержанием оружия в роте наблюдали офицеры, а также каптенармус. Конечно, поломки ружей в походе происходили не так уж и редко, поэтому по штату в полку содержали специалистов-ремонтников: оружейного и «ложенного» (по ружейным ложам) мастеров с учениками. «Содержание искусного ружейного мастера в полку» признавалось одной из главнейших забот полкового начальника. В обязанности мастера, помимо исправления некоторых некритичных неисправностей, входил и контроль за приемкой новых ружей, поступающих из арсеналов. Но при этом и сам мастер по установленным правилам постоянно должен был находиться под контролем «вышестоящих» начальников, отвечавших за материальную часть.

Двухпульное оружие.

Ручное огнестрельное оружие, заряжаемое несколькими выстрелами, последовательно размещаемыми вдоль канала ствола, к началу 19 века было известно уже давно. Выпускалось оно однако в единичных экземплярах, и в силу ряда обстоятельств не пользовалось популярностью.
Прежде всего, такое ружьё требовало нескольких замков (по числу последовательно устанавливаемых зарядов), что усложняло и удорожало конструкцию. Кроме того, и это главный, неустранимый недостаток, при выстреле первым зарядом происходило чрезмерное уплотнение всех последующих, что, как правило, приводило к осечкам.
Однако в самом конце ХVIII века в России, на Сестрорецком оружейном заводе появилась конструкция, лишённая последнего недостатка. Это ружьё, получившее название «двухзарядного» или «двухпульного», предназначалось для заряжания двумя пулями и двумя зарядами пороха, и было в целом идентично ранее известным конструкциям такого типа, за одним исключением: в казённой части ружья была выточена цилиндрическая камора. Первый заряд пороха помещался в эту камору, а пуля упиралась в выступы, образованные переходом от канала ствола в канал каморы. А затем, уже непосредственно в стволе, заряжался второй заряд. Получалось два «патрона», последовательно заряженных друг за другом так, что выстреливать их надо было по очереди — сначала второй, а потом первый. Для производства выстрела на ружье было последовательно установлено два кремниевых замка, приводимых в действие двумя различными спусковыми крючками.
Сначала нужно было стрелять вторым зарядом. При первом выстреле пуля первого заряда, под действием пороховых газов вдавливалась выступы каморы и тем самым не допускала преждевременного воспламенения находившегося в каморе первого порохового заряда. После выстреливания второго заряда можно было либо выстрелить первый, воспользовавшись спусковым крючком заднего замка, либо, оставив первый заряд про запас, ещё раз зарядить второй. Опыт показал, что можно было осуществить до 20 выстрелов вторым зарядом, не расходуя первый. Дальнейшая стрельба могла привести к двойному выстрелу, поскольку «запирающая пуля» постепенно нагревалась до такой степени, что могла воспламенить порох первого заряда в каморе.
Какое оружие имело много недостатков. Оно было несколько тяжелее и дороже стандартного пехотного ружья, требовало от стрелков хладнокровия и тщательной подготовки. Заряжание двумя пулями, разумеется, требовало в два раза больше времени, чем снаряжение обычного пехотного оружия, поэтому в длительной перестрелке двухпульные ружья не давали заметного преимущества.
Однако в некоторых сферах это оружие показало себя с наилучшей стороны. Его применение оказалось полностью оправданным в боевых условиях, когда у солдат не было времени производить перезарядку оружия. Отражение кавалерийской атаки, абордажный бой, действия кавалеристов, чья тактика сводилась к тому, чтобы, подъехав к каре, разрядить свои карабины, и, не перезаряжаясь немедленно покинуть сектор огня пехоты — здесь двухпольные ружья нашли свою нишу для применения. Особенно популярным оказалось снаряжение таким образом пистолетов. Возможность произвести из пистолета два выстрела вместо одного особенно оценили кавалеристы, поскольку это очень помогало им выиграть короткие кавалерийские сшибки, а перезарядить оружие можно было в спокойной обстановке уже после выхода из боя. Очень полезны они оказались и для вооружения абордажных команд. В скоротечной и жестокой абордажной схватки редко появляется возможность перезарядить оружие, так что наличие в стволе двух зарядов вместо одного оказывалось весьма полезным. Поэтому для корпуса морской пехоты с 1799 года начали ограниченной серией производиться двуствольные абордажные ружья и пистолеты, каждый ствол которых мог снаряжаться двумя пулями.
Начиная с 1803 года двухзарядными ружьями стала снаряжаться гвардия и некоторые армейские мушкетёрские полки, называвшиеся «ударными». В этих полках солдат обучали вести беглый огонь «вторыми» зарядами, сохраняя «первый» для выстрела в упор во время штыкового боя. Успешное использование двухпульных ружей в гвардии обуславливалась и особенностями тактики и её применения: гвардейские полки редко ставили в оборону, сопровождающуюся длительными перестрелками, используя в основном для нанесения таранных ударов или контрударов в строю колонны.
Двухпульные ружья применялись в русской армии до 1820 годов, когда армия полностью перевооружилась на казнозарядное оружие. Двухпольные пистолеты широко применялись до 1850-х годов, и постепенно были заменены револьверами. После снятия с вооружения русской армии это оружие активно поставлялось на экспорт в Европу и Латинскую Америку.
5-ти линейная кремневая винтовка образца 1809 г.
Это оружие стало визитной карточкой александровского правления. Разработка его началась ещё в 1799 г., и продолжалась 10 лет. Техническим заданием предусматривалось создание казнозарядного нарезного оружия, простого и удобного, пригодного для перевооружения основных сил армии.
В процессе разработки русские специалисты ознакомились со всеми вариантами уже существовавших казнозарядных ружей (ружьё Фергюсона, переломная казнозарядная фузея Петра I, заряжавшаяся с помощью сменных камор, английские охотничьи «переломки»; исследовались также дульнозарядные штуцеры Бейкера, Козеницкого и «Ягер». Однако Александр, прекрасно помнивший, что основным типом оружия в 19 и первой половине 20 века длительное время оставалось нарезное казнозарядное ружьё (винтовка) с продольно-скользящим затвором, настоял на разработке именно такой конструкции. Соответственно, продольно-скользящий тип затвора был принят за основу при разработке перспективной винтовки.
Конструирование такого оружия поначалу столкнулось с существенными затруднениями. Прежде всего, из-за отсутствия унитарного патрона не было возможности предохранить казённую часть затвора от прорывания пороховых газов. Второй сложностью оказалось пересечение линии движения рукоятки затвора и курка с кремнем: выступаюший курок мешал ходу затвора.
Сначала было решено отказаться от продольно-скользящего затвора и применить другой тип — откидной. Однако такое оружие, где пулю приходилось вставлять в ствол пальцем, оказалось неудобно в применении. Кроме того, обеспечить надёжную обтюрацию в этом случае представлялось и вовсе невозможным.
К прежней схеме затвора вернулись, изменив конструкцию кремневого замка. Вместо ударного курка выполнили длинную металлическую тёрку с насечкой, совершавшую возвратно-поступательное движение вдоль ствола с полкой. Взведение тёрки осуществлялось одновременно с открыванием затвора зацепом затворного рычага. Полка фиксировалась во взведённом положении подпружиненной защёлкой. При нажатии на спусковой крючок тёрка под действием пружины подавалась вперёд, двигаясь вдоль кремня, прижимаемого к тёрке пружиной. При этом высекалось множество искр, что и вызывало воспламенение пороха на полке. Полка заполнялась порохом «автоматически», пересыпаясь через затравочное отверстие при заряжании патрона.
Для производства выстрела надо было открыть затвор, взведя при этом пальную тёрку, затем вложить пулю в казённик оружия, засыпать порох, закрыть затвор и произвести выстрел. Скорострельность при прицельной стрельбе достигала 4 выстрелов в минуту, при беглом неприцельном огне — 6 выстрелов в минуту. Первые варианты винтовки обеспечивали обтюрацию лишь тщательной подгонкой (притиркой) затвора к казённику. Нередко доводка производилась уже в полках, куда выдавали специальную шлифовальную пасту. Начиная с 1811 г. технология упростилась: на затвор стали устанавливать обтюратор, представлявший из себя колпачок из латунной жести. При выстреле пороховые газы раздували колпачок, так что он перекрывал щель между стволом и затвором. С 1813 года затвор получил дополнительное паронитовое уплотнение.
Калибр оружия составлял 5 линий, то есть 12,7 мм. Канал ствола имел шесть нарезов, делавших на протяжении всего ствола один полный оборот. Пуля овально-конической формы выполнялась из специально подобранного свинцового сплава с добавлением сурьмы и подвергалась электрохимическому омеднению. Из-за сокрытия подробностей этого процесса другие державы долгое время не могли поставить на вооружение ручное оружие, имевшее подобные характеристики. Лишь в 1823 году во Франции начали применять осаленные пули, завёрнутые в пергаментную бумагу, принятые затем во всех основных европейских армиях, а в 1838 году в Англии появились «плакированные» пули. Первые варианты винтовки имели диоптрический прицел, впоследствии перешли к традиционному открытому прицелу с рамкой, выставляемой на 300, 600 и 900 шагов.
Оружие было снабжено откидным трёхгранным штыком. Вес составлял 9 фунтов 5 золотников.
Стоимость производства винтовки поначалу была несуразно велика: 60 рублей за штуку, против 12 рублей за обычное дульнозарядное ружьё и 19 рублей за «двухпульную» конструкцию. В дальнейшем, путём увеличения масштаба производства, внедрения нового оборудования и отработки технологических операций отпускная стоимость снизилась до 27 рублей при себестоимости 23,5 рубля.
В первую очередь винтовку обр.1809 г. получила егерская рота Лейб-Гвардии Измайловского полка, давно использовавшегося для войсковых испытаний разного рода новинок. После отработки «детских болезней» её выдали конно-егерским полкам, представлявшим собой, по-сути, ездящую пехоту. Затем, в 1813−14 г. г. на новое оружие начали перевооружать егерей, а после 1817 г — стрелковые батальоны пехотных полков. Линейные батальоны гренадёрских полков в это время получили дульнозарядные двухпульные ружья обр. 1803 г., линейные батальоны обычных пехотных полков сохраняли старые ружья образца 1798 г., немного укороченные для удобства штыкового боя.



К 3-му тому. Тактика флота

На момент, когда цесаревич Александр получил контроль над Адмиралтейств-коллегией в 1791 году, положение дел там было крайне неудовлетворительно. Будучи более администратором, чем военным, он в основном сосредоточил усилия на увеличении количества и повышении качества судов, изготавливаемых на верфях, однако уделял внимание также совершенствованию выучки моряков и разработке новых тактических схем применения флота.
В то время в русском военно-морском флоте действовал устав, принятый ещё во времена Петра I. Он предусматривал применение флота исключительно в линейных формациях, и разрешал вступать в бой лишь при полуторном численном превосходстве. К концу XVIII века такая тактика уже не могла принести успеха в боях с флотами первоклассных морских держав, и цесаревич потребовал разработать новый устав, который бы отвечал веяниям времени.
Новый устав разработан в 1795 году Фёдором Фёдоровичем Ушаковым и принят в начале 1797 году после нескольких обсуждений в Адмиралтейств-коллегии с участием Нельсона и Сенявина. По результатам был принят совершенно новый документ, отражавший последние тактические наработки того времени и предусматривавший ряд инноваций: атаку из походной колонны, прорезание вражеской линии, охват головы вражеской линии/колонны, атака двумя колоннами с постановкой вражеского флота в два огня, артиллерийский бой на короткой дистанции, короткие (в полкабельтова) интервалы в линии, концентрация огня путём обстрела вражеского корабля артиллерией двух наших кораблей, стоящих в линии по соседству, применение резерва из быстроходных кораблей и фрегатов.
Кроме устава, была также изменена и так называемая Сигнальная книга — перечень флажных сигналов, которыми командующий флотом отдавал распоряжения подчинённым капитанам. Предыдущая сигнальная книга представляла из себя комбинацию флагов и пушечных выстрелов. Это означало, что в бою адмирал не мог надёжным образом послать капитанам какого-либо сигнала — ведь пушечный выстрел мог означать просто стрельбу адмиральского корабля по противнику! Таким образом, после начала артиллерийского боя корабельный ордер русского флота становился практически неуправляем.
Новая Сигнальная книга была построена на основе десятичной системы: каждый флаг означал ту или иную цифру от 0 до 9, и основные приказы передавались цифровыми сочетаниями, что выгодно отличало новую сигнальную систему от старой, позволявшей дать только ограниченный перечень приказов.
Стратегия флота предполагала действия 2-х видов — крейсерскую войну на вражеских коммуникациях и блокирующие действия линейных флотов.
Крейсерская война предполагала применение очень быстроходных судов (фрегатов и корветов), способных уклониться от атаки хорошо вооружённых линейных кораблей, и в то же время догнать и захватить любой слабейший корабль противника. При этом основные опорные базы в Александрийске (Сингапур), Новоархангельске, (Аляска), Жемчужной бухте (Сандвичевы острова), Порт-Суворовске (Орегон), Порт-Натали (Южная Африка), и другие крупные укрепленные поселения рассматривались только как средство для оттягивания сил враженского флота на блокирующие действия. «Рабочие» базы крейсеров скорее походили на пиратские гнёзда: они находились на необитаемых островах Тихого и Индийского океанов, на пустынных участках Африканского и Патагонского побережий, и даже на территории нейтральных государств.
Действия линейного флота должны были составлять комбинацию блокирующих и атакующих действий. Предполагалось закрыть доступ в Балтийское море через датские Зунды и в Чёрное море — через Босфор и Дарданеллы. Решающее значение при этом должны были иметь береговые батареи, бронированные плоты и канонерские лодки (позднее-торпедное оружие и мины). Таким образом, собственно флот (линейные корабли) освобождался для активных действий.
Применение флота предполагалось в виде союзной эскадры (объединенные силы французского Флота Леванта, испанской Армады в Средиземном море, флоты Дании и Швеции на Балтике и тд.). Это обстоятельство требовало проводить постоянные учения в составе объединённых флотов, отработку взаимодействия, выработку единой системы сигналов и прочее.
Тактика предусматривала активные действия. Очень важным считалось занять активную позицию «на ветре», чтобы иметь возможность навязать свои действия. Основным методом боевых действий была атака с прорезанием линии, с постановкой противника в «два огня».
Новый Морской устав, впервые в истории русского флота, разрабатывал вопросы атаки вражеских сил, находящихся на якорной стоянке или в гавани. Для этого должны были применяться так называемые «большие брандеры».
Задача уничтожения вражеского флота на якорных стоянках и в портах рассматривалась российским Морским штабом как одна из приоритетных. Считалось, что таким образом можно без особых потерь для своих сил нанести противнику тяжелейший урон. Военно-морские теоретики разработали несколько методик поражение вражеского флота, одним из которых оказалось появление этих, так называемых «больших брандеров».
Обычно в качестве брандера использовалось небольшое судно водоизмещением до 200 тонн. Это обстоятельство заметно снижало эффективность атаки брандеров: вовремя обнаружив их, атакуемый флот мог или расстрелять брандеры на подходе, или перехватить их шлюпками. Для исключения такого исхода в российском флоте начали применять брандеры на основе линейных кораблей.
В то время одной из проблем Российского флота всегда было быстрое «обветшание» его судов из-за неблагоприятных условий их содержания в Финском заливе. Каждой весной, при открытии навигации, на Балтийском флоте выявлялось минимум 3–4 корабля, которые в принципе могли выйти в море, но применять с них артиллерию из-за ветхости уже не было возможности. В большинстве случаев тимберовка таких кораблей не имела смысла — дешевле было построить новое судно, тем более что быстрый прогресс кораблестроения быстро делал такие суда морально устаревшими.
Для наилучшего использования такого рода судов решили делать из них брандеры. С корабля снимали всё вооружение и вообще всё ценное, включая и медную обшивку. Для повышения живучести трюм разбивали на водонепроницаемые отсеки, а в носовой части устраивали мощную переборку, непробиваемую для корабельной артиллерии противника. Трюм корабля заполняли бочками дешёвой чилийской селитры, пропитанной керосином, а орудийные палубы заполняли бочонками с нефтью, обмотанными пропитанной селитрою паклей. Иногда на верхней палубе дополнительно устанавливали большое количество зажигательных ракет, установив их так, чтобы они разлетались в широком секторе обстрела.
Уничтожить такой корабль артиллерийским огнём до его сближения с атакуемым флотом было невозможно: линейные корабли отличались колоссальной живучестью, кроме того, все взрывчатые вещества располагались ниже ватерлинии, а на палубах помещались лишь бочки с зажигательной смесью, неспособные взорваться при попадании в них ядра. В то же время, подрыв такого брандера был чрезвычайно разрушителен. В отличие от простых брандеров, которым для надлежащего эффекта надо было сцепиться непосредственно с атакуемым кораблём, «большие» имели приличный радиус действия: горящие бочки с нефтью разлетались в широком секторе на расстояние в два-три кабельтова, а выставленные в орудийные порты ракеты поражали всё вокруг на дальность до пяти-семи кабельтовых. Загрузка взрывчатых веществ выполнялась таким образом, чтобы выброс зажигательных средств происходил веерно в передней полусфере. Подрыв осуществлялся или традиционным способом — медленно горящими запальными трубками, или же электрозапалом — в этом случае инициация производилась со шлюпки, брига или куттера, шедшего в кабельтове позади брандера. Для атаки выбирался день с неблагоприятными для обороняющихся погодными условиями — когда ветер не позволял им выйти из гавани или сильно затруднял такой выход.
При первом применении больших брандеров против английского флота британские офицеры считали, что их атакуют обычные линейные корабли, и сами пытались идти на сближение, действуя в традиционной для Королевского флота наступательной тактической парадигме. Никому и в голову не могло прийти, что линейные корабли могут использовать в качестве гигантской самодвижущейся бомбы! Когда этот приём приём стал известен, мировая военно-морская мысль начала вырабатывать меры противодействия таким атакам.
Прежде всего, стали пытаться интенсивным огнём утопить такие корабли до того, как они смогут сблизиться на дистанцию эффективного взрыва. Однако высокая живучесть линейных судов не позволяла рассчитывать на безусловный успех, тем более, что значительную часть корабельной артиллерии в то время составляли эффективные лишь на близкой дистанции карронады.
Тогда для противодействия этим разрушительным атакам стали высылать навстречу брандерам канонерские лодки или шлюпки с морской пехотой, которые должны были взять суда-камикадзе на абордаж и отклонить их от цели. Однако такая тактика тоже встретила затруднения: теперь русские стали сопровождать брандеры своим линейным флотом. Держась в 200–300 саженях позади брандеров, русские линейные корабли поддерживали их огнём, расстреливая вражеские канонерки и шлюпки. Кроме того, подрыв брандера даже среди канонерок был способен причинить очень существенный ущерб.
В ряде случаев атаку большого брандера удавалось сорвать, уничтожив точным огнём сопровождающую его шлюпку или куттер. Но получалось это нечасто: «управляющее» судно, как правило, пряталось за корпусом брандера или держалось на расстоянии. Тогда стали применять вынесенные вперёд одиночные фрегаты или бриги, которые должны были атаковать брандеры до их сближения с основным ордером флота. При этом типовым приёмом было обогнуть брандер с кормы, чтобы корпусом перерезать электрический провод, протянутый между брандером и управляющим судном. В этом случае атакующая сторона тоже стала применять фрегаты для защиты своих брандеров. В общем, началась обычная борьба «шита» и «меча», но на новом организационном и технологическом уровне.
Для защиты кораблей, стоящих в порту, стали увеличивать пространство моловых заграждений, или устаивать плавучие боновые заграждения. Это позволило защитить силы флота от внезапных разрушительных атак, но усложнило маневрирование при выходе из акватории порта.
Типовым способом защиты от такой атаки на якорных стоянках являлось использование гребных шлюпок и иных мелких гребных кораблей, которые должны были «перехватить» брандер до того, как он приблизится к линейным кораблям. Зацепившись за бушприт, лодки могли изменить направление движения брандера в безопасную для основного флота сторону. Но то, что легко прокатывало в отношении мелких судов, обычно используемых в качестве брандеров, не получалось при выделении для этой «самоубийственной» миссии тяжёлых больших кораблей. Кроме того, для противодействия такой тактике стали применять смешанный строй из брандеров и линейных кораблей: брандеры атаковали вражеский строй, а линейные корабли расстреливали вражеские лодки, пытающиеся отклонить брандеры от цели.
Применение больших брандеров, однако, не всегда было возможно — если вражеский флот стоял в акватории окружённой многочисленными мелями, то брандер не мог добраться до цели из-за невозможности выполнять маневрирование в непосредственной близости от противника. Для таких случаев была разработана другая тактика: применение реактивного оружия для обстрела стоянок вражеских кораблей. С появлением зажигательных ракет стало возможным использование сравнительно небольших судов для нанесения массированных ударов, способных причинить существенные повреждения крупным кораблям противника (в том числе устроить масштабные возгорания). Для повышения эффекта предполагалось наносить удары в «два эшелона» — сначала ракетные кэчи, зайдя, как правило, с наветренного положения для уменьшения разброса реактивных снарядов, подвергали вражеский флот обстрелу на стоянке; затем подходили линейные корабли, обстреливавшие дезорганизованного неприятеля калёными ядрами и шрапнелью, чтобы усилить пожары и затруднить их тушение.
Разумеется, изменения коснулись не только тактики, но и технического оснащения, и обучения морских команд. Получив два сильных источника информации — французских кораблестроителей-эмигрантов и опытные результаты от испытания моделей кораблей в испытательном бассейне –русские кораблестроители начали строить корабли совершенно нового типа. При увеличении линейных размеров (что позволило применение металлических диагональных растяжек, железных элементов усиления силового набора, улучшение сборки корабельной обшивки на «ершеные гвозди» и грамотное построение силовых конструкций), улучшения ходовых качеств (что достигалось как совершенствованием обводов корпуса путём проверки их в бассейне, так и использования обшивки подводной части корпуса латунным листом), корабли получили совершенно одинаковые орудия калибра 36 фунтов (180 мм). При этом для правильной развесовки на нижней палубе орудия расставлялись в два раза чаще, чем на верхней.
Большие изменения коснулись оконечностей корабля. Ранее применявшиеся надстройки (бак, ют,) были исключены, и корабль теперь имел две палубы по всему протяжению корпуса, без каких-либо надстроек. Нос и корма были прикрыты мощными травесами, выполненными из 30 дюймов древесины и закрепленными на них стальными плитами толщиной в 2 дюйма. Эти траверсы защищали корабль от анфиладного огня.
Ещё в 1791 году в русском флоте появились специальные корабли, снабжённые калильными печами для стрельбы раскалёнными ядрами. До сих пор такая методика применялась только на суше, на береговых батареях, Однако после того как сорокапушечная русская береговая батарея на глазах цесаревича сожгла шведский флот в Выборгском сражении, он пожелал оснастить такими печами и линейные корабли. Печь помещалась в трюме, её футеровка служила в качестве балласта. Дымовая труба из железных листов, обёрнутых асбестом, выходила через верхнюю палубу. Для подачи больших объемов воздуха для дутья применяли привод от воздушного колеса, вынесенного на консоли на корме, в качестве резервного имелся педальный привод. С началом сближения в печь помещали первую партию ядер, и, нагрев их почти до раскалённого состояния, помещали в специальное кирпичное хранилище. Там ядра лежали на слое углей, оставаясь достаточно горячими, чтобы в разгар боя быстро нагреть их до нужной температуры. В ходе перестрелки ядра из хранилища быстро прокаливали до ярко-красного состояния и отправляли на орудийную палубу.
На корабле, снабженном калильной печью, огонь раскалёнными ядрами вели только несколько лучших канониров, обычно из орудий на нижней палубе. Ядра из калильной камеры на батарейную палубу поднимали через специальные отверстия в ведре на верёвке. Во избежание преждевременного выстрела при заряжании раскалённого ядра использовался пыж из мокрой глины.
В то время как на русском флоте, так и во флотах других держав считалось нецелесообразным вступать в бой с англичанами на ближней дистанции. Английская артиллерия была оптимизирована именно на ближний бой: их корабли несли много крупнокалиберных скорострельных карронад, бесполезных на дальней дистанции, но совершенно смертоносных на расстоянии пистолетного выстрела. Убедить русских капитанов вступить в ближний бой с английскими, или даже турецкими кораблями было крайне непросто. Использование калёных ядер из дальнобойных орудий должно было разрешить эту проблему: русский флот, находясь на ветре, должен был, сохраняя дистанцию, обстреливать противника калёными ядрами и вызывать на его кораблях пожары. В ситуации, если ветер выиграть не удавалось, предполагалось использовать «французскую» тактику — обстреляв англичан на средней дистанции, отступить, не давая им сблизиться, и затем вновь открыть огонь с дальней дистанции.
На английском флоте в ответ были приняты крупнокалиберные орудия, стрелявшие тонкостенными ядрами, наполненными расплавленным чугуном. Отработка этой технологии заняла более 15 лет. Предполагалось, что при попадании такое ядро либо расколется, забрызгивая всё расплавленным чугуном, либо сработает, как обычное калёное ядро.
Тем временем на российском флоте совершенствовали вооружение с точки зрения точности стрельбы. В связи с повышением интереса к стрельбе на средних и больших дистанциях вопрос точности оказался крайне важен.
Одним из способов её повышения было специальное обучение канониров для стрельбы в условиях качки. Однако результаты сильно варьировались в зависимости от степени обученности канониров.
В морском бою артиллерийский огонь на средних и больших дистанциях никогда не отличался заметной точностью из-за такого явления, как качка судна. Только самые опытные канониры могли уловить момент для производства точного выстрела, поэтому артиллерийский бой на дистанциях более 150–200 сажен, как правило, не носил решительного характера.

Между тем в Черноморской эскадре имелась разработанная Ушаковым методика подготовки канониров: для них устроили огромные качели, имитировавшие качку, поставили на них фальконеты, и целыми днями напролёт палили по мишеням дешёвыми трехфунтовыми ядрами. В результате точности огня на средних дистанциях существенно выросла: отдельные канониры- виртуозы доходили до того, что с вероятностью два к одному попадали в район ватерлинии с расстояния всотню сажен! Однако на Балтике этот опыт не был известен: балтийский и черноморские флоты, по сути, жили в своей отдельной жизнью.
Зимой 1796 года вице-адмирал Ушаков, приехав из Севастополя в Кронштадт, поставил на Балтийском флоте обучение канониров точной стрельбе при волнении на море по совей методике, что резко повысило:
Тем временем команды на кораблях тренировались в скорости заряжания больших 36-фунтовых орудий. Зимой, при перерывах в навигации, канониров заставляли заряжать учебные орудия целый день. Когда движения отрабатывались до автоматизма, устраивали соревнования — сначала между расчётами, потом между палубами, а затем и среди кораблей. Заканчивалось всё большими играми.
Выбирался ветреный день, чтобы скромная зыбь Кронштадтского залива хоть немного походила на океанские волны. Корабли выводились и выстраивались в линию. Перед каждым кораблём ставилась лайба (все совершенно одинаковые), и по выстрелу сигнальной пушки начинался расстрел. Тот экипаж, кто раньше всех топил лайбу, получал приз в 1000 рублей, бочку водки и статус адмиральского корабля. Именно на нём держал флаг командующий флотом, причём совершенно не принималось во внимание, имелась ли на корабле адмиральская каюта. Второй по точности корабль получал статус вице-адмиральского, третий — контр-адмиральского; остальные довольствовались денежными призами.
Кроме стрельбы по «лайбе», периодически производились обстрелы корпусов списанных кораблей и фрегатов. Делалось это как для оценки поражающей способности наших боеприпасов, так и для моральной накачки экипажей. Видя, как их ядра и бомбы разрушают самые настоящие корабли, офицеры и матросы преисполнялись веры в своё оружие, в действенность своего артиллерийского огня и способность одолеть любого неприятеля.
При стрельбе на ближней дистанции особо обращалось внимание на высокоточный обстрел уязвимых частей цели: района ватерлинии и места расположения крюйт-камеры. Попадания по ватерлинии приводили к крену, а иногда и затоплению вражеского корабля; попадание в пороховой склад влекло взрыв, или, как минимум, затрудняло снабжение вражеских канониров боеприпасами. Поскольку проекты английских кораблей были нам прекрасно известны, местоположение крюйт-камеры на них не составляло секрета. Попасть прямо в камеру, находящуюся ниже ватерлинии, было, конечно, невозможно, но обстрел калёными ядрами по корпусу над ватерлинией приводил к пожару, очень опасному для вражеского корабля, и заставлял того выйти из боя.

Тем не менее, поскольку вероятность ближнего артиллерийского боя нельзя было исключить, для этого случая продолжали разрабатываться и новое оружие и новые методики.



К 4-му тому. Боеприпасы флота

Ракетные боеприпасы флота.
Несмотря на неудачные запуски первых ракет на Артиллерийском лугу весною 1791 года, эксперименты с ракетным оружием были продолжены в рамках опытовой работы Адмиралтейств-коллегии. Новое оружие, соответственно, предназначалось для применения против вражеского флота и приморских целей. В результате этих экспериментов в 1792–1796 г. г. появилась боеспособная модель боевой ракеты.
Ракета имела длину около 6 футов и вес 1 пуд 14 фунтов. Диаметр корпуса составлял 6 дюймов, и состоял из боеголовки и двигателя. Боеголовка была деревянная, выклеенная из шпона по шаблону. Наполнение состояло из сырой нефти и белого фосфора. При падении боеголовка разбивалась, и зажигательный состав выплёскивался наружу. Для воспламенения в носовой части укреплялся трут, раздувавшийся потоком воздуха во время полёта ракеты.
Двигатель изготавливался из металла (железный лист толщиной 1/10 дюйма), скреплённый в трубу клёпкой и фальцем. На ракете клёпкой же закрепляли металлическое шестилопастное оперение.
Ракета имела прямое сопло, вытачиваемое на токарном станке.
Для запуска были спроектированы морские станки рельсового типа на 6, 8, 12 и 18 ракет.
Оружие отличалось высокой скорострельностью и приличной дальностью стрельбы (до 800 сажен). Однако, точность стрельбы этого образца признавалась неудовлетворительной (круговое вероятное отклонение до 90 сажен).
Эта разновидность ракет применялась на русском флоте до 1813 года, а также широко поставлялась на экспорт. Чаще всего ракетами такого типа обстреливали портовые сооружения и якорные стоянки судов. Для уменьшения отклонения от действия ветра для запуска ракет бомбардирские и ракетные кэчи старались зайти строго с подветренной или строго наветренной стороны от цели.
Оружие широко применялось и в морских боях. При схватке на близкой дистанции ракеты запускали с верхней палубы прямой наводкой. Попадая в высокий борт вражеского линейного корабля, они вызывали многочисленные очаги возгорания, а проходя выше корпуса, оперением повреждали такелаж.
Следующей моделью ракетного двигателя стало устройство, в котором сопла двигателя размещали впереди, а не сзади корпуса ракеты (по образцу снаряда РПГ-7). Такое устройство позволило уменьшить отклонение ракеты от ветра (поскольку сопло двигателя помещалось теперь вблизи центра масс). Оперения ракета не имела, вместо неё на корпусе имелись готовые нарезы. Выпускали эту ракету из специальной нарезной мортиры с готовыми нарезами, придавая ракете некоторое начальное ускорение и вращение вокруг оси. Точность стрельбы существенно повысилась.
Ракеты такого типа получили, кроме зажигательной, фугасную и шрапнельную боеголовки. Фугасная боеголовка отливалась из чугуна с полуготовыми осколками, и была начинена динамитом. Для усиления осколочного эффекта применялись «кольцевые гранаты с двойным корпусом», в которых в основной корпус вкладывали чугунные кольца, которые и сами дробились на осколки правильной формы, и способствовали правильному дроблению наружного корпуса.
Шрапнельную боеголовку впервые удалось установить на ракете. Достигалось это за счёт того, что шрапнельная трубка теперь могла поджигаться от ракетного сопла.
Использовалось четыре типа шрапнели: прямого действия (чугунные пули направлялись вперёд по ходу полёта ракеты), бокового действия (пули разлетались веером во все стороны), зажигательные (снаряжались зажигательной смесью), и цепные (наполнялись обрезками цепей). Первый тип применялся против открыто расположенной пехоты, второй — против укрытой пехоты, два последних использовались во флоте для поджога или поражения такелажа кораблей.
Позже это оружие снаряжалось усиленной надкалиберной боеголовкой и применялось для бросков тяжелых разрывных или зажигательных «привязных» бомб. Это оружие получило общее название «привязной бомбомёт».

Морской «привязной» бомбомёт образца 1797 года, усовершенствованный в 1801 и в 1803 г. г., представлял из себя станок для стрельбы с верхней палубы тяжелыми «привязными» ракетами. В качестве боеголовки применялись 12-ти и 16-ти вёдерные бочонки с зажигательной жидкостью (смесь нефти и белого фосфора). Реактивный двигатель позволял закидывать боеголовку на расстояние до 120 (для 12-ти вёдерных) и 100 (для 16-ти вёдерных) сажен. При падении бочка разбивалась, и зажигательная жидкость заливала всю палубу вражеского корабля. При этом неминуемо поджигались пороховые заряды пушек верхней палубы, нижние паруса, снасти, а через люки зажигательная жидкость проникала и на нижние палубы. Практика показала, что даже одно-единственное попадание, как правило, оказывалось фатальным. Для достижения достаточной точности стрельбы применялся стальной тросик, ограничивавший дальность выстрела своею длиною. После первого пристрелочного выстрела расстояние до вражеского корабля определялось с достаточной точностью, чтобы второй залп дал необходимое накрытие. Регулировка длины тросика приводилась лебёдкой по нанесённым на него меткам.
Несмотря на общую простоту концепции, получить действительно рабочий образец такого вооружения оказалось непросто. Слабым местом был трос — он то обрывался от слишком сильного рывка, то вырывал рым-болт, то слишком сильно отбрасывал бомбу назад, отчего получался недолёт. Пришлось выполнить бесчисленные эксперименты, подбирая соотношение пеньковых, сизалевых и металлических волокон, чтобы трос стал действовать с достаточной надёжностью.
В итоге трос стал применяться для выстрела на расстояние от 50 до 100 сажен. На более близком расстоянии из-за слишком высокой начальной скорости бомбы трос попросту рвался. Была составлена таблица стрельб, то есть наставление, какую длину троса надо отматывать на лебёдку и какой угол возвышения придавать при любой дистанции между 50 и 100 саженями. После этого надёжность действия оружия достигла 84–89%, что было признано отличным результатом. В случае необходимости выстрела на дистанции менее 50 сажен огонь вели практически «прямой наводкой», что давало высокий процент попадания даже при отсутствии дистанционного торса. Однако, после перехода от зажигательных к тяжёлым разрывным бомбам, такой вариант применения перестал удовлетворять моряков, поскольку им надо было добиться попадания именно на палубу, желательно с её пробитием, с тем, чтобы тяжёлая динамитная бомба разорвалась на мидл-деке. Поэтому с 1803 г внедрили «короткие» ракеты, имевшие меньше топлива, которые и применяли на малой дистанции ибоя.
Применение бомбомётов заставило противостоящие нам флоты избегать сближения с русской боевой линией, ведя огонь с полутора-двух кабельтовых. Это резко уменьшило эффективность действия карронад, особенно популярных в английском флоте, и заставило вернуться к полноразмерным пушкам, создав при этом массу проблем организационного и технического характера.
Попытки уменьшить воздействие бомбомётов, перед боем покрывая палубы мокрой парусиной, оказались малоэффективны. Кроме того, с появлением ударного капсюля в русском флоте стали применяться фугасные бомбы, начинённые динамитом, и шрапнельные заряды. Первые, имевшие чугунный корпус и заряд в 6,5 пуда динамита, проламывали палубу и взрывались на орудийной палубе, буквально в щепки разнося корпус корабля. Одного попадания было достаточно для полной утраты боеспособности 74-х пушечным кораблём. Шрапнельный выстрел полностью выкашивал состав марсовых матросов и уничтожал всё живое на верхней палубе.
Бомбомёты активно поставлялись на экспорт, причём особенно ярыми приверженцами этого типа вооружения стали скандинавы. Французы, используя идею «привязки» боеприпаса, разработали собственную систему на основе мортиры Лагомера. Эта установка, в отличие от русской ракетной, не давала мощного конуса пороховых газов назад, на собственную палубу, а потому былабезопаснее, к тому же не требовала налаживания собственного производства ракет.
Бомбомёты имели короткую боевую жизнь: с их распространением противники уже не решались сойтись на «пистолетную» дистанцию артиллерийского боя. Дальнейшее совершенствование морских вооружений пошло по линии увеличения дальности стрельбы, с решением сопутствующих проблем (главным образом, повышения точности и действенности огня). Поэтому уже в начале 1820 г. г. привязные бомбомёты стали сниматься с вооружения основных флотов мира.

Артиллерийские боеприпасы флота.

По распоряжению цесаревича Александра на «Артиллерийском луге» с начала 1791 года интенсивно испытывались различные варианты боеприпасов для Российского флота. При этом были испытаны и впоследствии приняты на вооружение несколько крайне оригинальных вариантов артиллерийских снарядов.
      Уравновешенные ядра.

         
    К началу 19 века стало известно, что при размещении пушечного ядра в стволе определённым образом, так, чтобы центр тяжести был выдвинут вперёд, оно летит много дальше. Для обеспечения такого размещения можно было прикрепить деревянный поддон. Чтобы центр тяжести ядра оказался более выражен, при отливке в нём выполнялась небольшая полость. Сначала ядро «купали» в ртути, чтобы определить его «естественный» эксцентриситет. Ядро устанавливалось легким полюсом вверх и его помечали краской — такие снаряды назывались регулированными. Естественный эксцентриситет мог быть очень мал, поэтому его стали создавать искусственно, делая выемку в литейной форме или просто высверливая углубление в ядре — такие снаряды назывались эксцентрическими. При правильной укладке в ствол ( легкой частью в низ) увеличивали дальнобойность в 3 раза, а меткость -в 2,5 раза. В результате 6-ти дюймовая(152 мм) короткая гаубица стала бить на 20% дальше 12-ти фунтовой (120 мм) пушки, при этом гаубичная граната была в 2 раза тяжелее пушечной, а сама гаубица в 2 раза легче пушки. Если мы стреляем из гаубицы, то ядро можно зарядить наоборот, легким полюсом вверх и получить более крутую траекторию без потери точности.
Армии мира в большинстве своём не стали применять это знание на практике, поскольку увеличение дальности стрельбы не имело особой практической ценности; при увеличении дальности слишком сильно падала точность, к тому же при стрельбе на большую дальность невозможно было добиться рикошетирования ядра. Однако император Александр рассудил по-другому.
Ещё будучи цесаревичем, он высказывал идеи радикальной унификации полевой артиллерии, желая оставить в армии лишь «единороги». Недостатком этой длинной гаубицы была меньшая начальная скорость ядра, а значит, меньшая настильность стрельбы. Однако, применение «уравновешенного ядра» позволяло нивелировать этот недостаток. Выяснилось, что короткие орудия стреляют регулированными снарядами лучше, нежели длинные: 1) в коротком орудий легче сохранить правильное положение полюсов снаряда при заряжании рукою и 2) вследствие малой длины орудия удары снаряда о стенки канала не успевают значительно изменить направление вращения, полученного им в зависимости от положения его полюсов. В длинном же орудий заряжание производится прибойником и, для того, чтобы регулированный снаряд получил требуемое положение в канале, необходим особый прибойник. Такой прибойник должен иметь на передней своей площадке два выступа, которые входят в соответствующие углубления гранаты. Когда таким прибойником снаряд дослан на место, то его поворачивают в канале орудия. Но эксцентрические гранаты требовали правильной укладки в ствол… Поэтому, в русской армии вскоре после воцарения Александра I для «единорогов» приняли на вооружение ядра с поддоном, устанавливаемым на заводе или в арсенале. Для этого сначала ядро «купали» в ртути, чтобы определить его «естественный» эксцентриситет. Ядро устанавливалось легким полюсом вверх и его помечали краской и устанавливали с «лёгкой» стороны поддон… Естественный эксцентриситет мог быть очень мал, поэтому его стали создавать искусственно, делая выемку в литейной форме или просто высверливая углубление в ядре — такие снаряды назывались эксцентрическими. Поддон, установленный с «лёгкой» стороны ядра, не позволял зарядить его неправильной стороной. В результате дальнобойность «единорогов» при стрельбе ядром сравнялась с дальнобойностью обычных орудий, что позволило снять последние с вооружения: к 1809 году в Русской армии остались четверть-и- полупудовые единороги, а обычные пушки практически полностью были выведены из штатов. Исключение составляли дальнобойные 24 фунтовые «батарейные» орудия, игравшие роль «длинной руки» русской артиллерии.

2. Свинцовые ядра.
Этот боеприпас представлял себя толстостенное, полое внутри ядро, оболочка которого была отлита из свинца. Оно наполнялось мелкой чугунной картечью, пересыпанной песком, и запечатывалось.
Применялись они исключительно на флоте. При выстреле с близкой дистанции в борт вражеского судна такое ядро, прежде чем пробить борт корабля, сначала расплющивалось, отчего действие его напоминало результаты выстрела из карронады: борт вражеского корабля не пробивался, а, скорее, проламывался. При этом, сплющиваясь, ядро повышала диаметр пролома: при стрельбе из 24-х фунтового орудия удар свинцового ядра был эквивалентен действию 36–40 фунтового боеприпаса; 36 фунтовое ядро действовало, как 60-ти фунтовое. При этом не было ограничений по дальности выстрела, характерных для карронады. Кроме того, после пробития чугунная картечь, которой начинено было свинцовое ядро, разлеталась вокруг, уничтожая орудийную прислугу вражеского корабля.
Из-за высокой стоимости свинцовые ядра применялись нечасто. Так, ими активно снабжали фрегаты, чтобы уравновесить силу действия их орудий против линейных кораблей противника; также «чинеными ядрами» нередко снабжали наши флагманы, чтобы обеспечить преимущество при действии против неприятельских сил, которые, как правило, пытались в первую очередь нанести поражение именно нашему флагманскому кораблю. Тем не менее, они играли свою роль и в ближнем бою, в 3–4 раза повышая действенность артиллерии при стрельбе на «карронадной» дистанции.
Чиненые свинцовые ядра поставлялись нашим союзникам для повышения эффективности действия их артиллерии против англичан и их союзников. В ближнем бою их с успехом применяли французы, датчане и испанцы.

3. Зажигательная шрапнель.
Этот тип боеприпаса, официально называвшегося «зажигательный снаряд дистанционного действия», был разработан специально для поражения такелажа вражеских кораблей. Он представлял из себя продолговатый корпус, снабжённый хвостовым оперением, по типу миномётной мины. Внутри снаряд был устроен по типу «диафрагменной шрапнели», но вместо шрапнельных шариков снабжалсягранулами белого фосфора.
При выстреле дистанционная трубка поджигала вышибной заряд, который выбрасывал фосфор на вражеское судно. Как правило, поджечь таким образом корпус корабля не представлялось возможным (перед боем палубу поливали водой и посыпали песком), однако таким образом очень легко поджигались паруса и такелаж. В результате вражеский корабль, даже не получив серьёзных повреждений, всё же выходил из боя, поскольку терял ход и управление.
Такими боеприпасами часто снабжали наши фрегаты и бриги, применявшие их или при погоне, из носовых (погонных) орудий, чтобы остановить преследуемое вражеское судно, или из кормовых орудий, если, наоборот, приходилось уходить от преследования. Во время больших сражений такими снарядами оснащали «быстрое крыло» — резерв, составленный из самых быстроходных фрегатов и корветов. Они могли, например, обстрелять приближающуюся вражескую линию, и заставить часть кораблей противника покинуть строй, вызвав пожары парусного вооружения. Особенно эффективно эта атктика применялась против противника, стремившегося прорезать нашу линию и приближающегося кильватерной колонной. После пожаров вражеские корабли лишались парусов и такелажа, и практически теряли управление. Нашим кораблям оставалось приблизиться с носовой оконечности или с кормы и подвергнуть противника анфиладному огню.

4. Оперённые снаряды.
Он представлял собой, по сути, миномётную мину, пригодную для стрельбы из стандартных гладкоствольных артиллерийских орудий. Для удешевления хвостовик делался из прочного дерева, оперение штамповалось из катаного листа.
Главная сложность в разработке и применении этих снарядов заключалась в отработке использования кольцевого пыжа. После получения в 1805 г приемлемого по конструкции кожано-паклевого пыжа в форме бублика, этот вид боеприпаса стал основным в Российском флоте. Затем, начиная с 1811 года, стала использоваться новая конструкция этого снаряда с медным обтюрационным пояском лабиринтного типа. Появилась и конструкция со сминающейся головной частью, по типу «чиненного ядра» (см. п. 2), что повысило действительность огня по корпусу вражеского корабля.

5. Разрывные и зажигательные удлиненные снаряды.
Конструкция оперённого снаряда подвергалась постоянным совершенствованиям. Начиная с 1806 г российский флот начал применять гранаты удлиненной формы, выполненные по типу «удлиненного ядра», снаряженные мелко измельчённым пироксилином, а с 1821 г — «медовым составом», то есть пикриновой кислотой. Этот тип гранаты показал высочайшую эффективность в морских боях на средней дистанции и при борьбе с вражескими укреплениями, и широко применялся в 1810−1820-е г. г.
В боеприпасе в разное время применялись три типа ударного взрывателя. Первым стал взрыватель тёрочного типа. Он представлял из себя тяжёлый цилиндр, помещённый в трубку в донной части снаряда. Стенки цилиндра и трубки были покрыты зажигательным составом на основе красного фосфора и бертолетовой соли, При резкой остановке движения корпуса гранаты цилиндр (сердечник) приходил в движение и продвигался по трубке, так что зажигательный состав загорался от взаимного трения цилиндра и трубки.
Вторым, упрощённым типом взрывателя стала размещавшаяся в носовой части снаряда свинцовая трубка с медленно горящим составом. Она поджигалась до заряжания снаряда в ствол, и горела несколько минут. От взрывчатого вещества снаряда трубка отделялась специальной мембраной. При попадании в корпус вражеского судна горящий состав, взломав мембрану, вбрасывался в корпус снаряда, и происходил взрыв.
Третьим типом стал ударный взрыватель, инициирующий подрыв накалыванием капсюля с гремучим серебром или гремучей ртутью тяжелым ударником, приходящим в движение по инерции после резкой остановки движения снаряда. Последний тип часто снабжался замедлителем, позволявшим производить подрыв в глубине корпуса вражеского судна.



К 4-му тому. Система комплектования и структура Русской армии

Комплектование армии
С восшествием на престол принца Александра началась поэтапная реорганизация русской армии, имевшая целью перейти от рекрутских наборов к всеобщей воинской повинности. Ситуация осложнялась рядом обстоятельств: низким уровнем грамотности населения, слабостью коммуникаций, неумением офицеров работать в новых условиях.
Первоначально в каждой губернии провели перепись населения и составили списки призывников. Далее призыв осуществлялся следующим образом: все, желающие служить, принимались в армию как вольноопределяющиеся; среди остальных бросался жребий. Не попавшие на службу облагались специальным налогом, получившим название «военного» — его можно было платить ежегодно, в размере 5 рублей с человека, или внести единовременно в полной сумме, заплатив сразу 150 рублей (за 30 лет). Ещё одной возможностью освободится от налога была служба в Коммуникационной армии — строительных частях, устроенных специально для прокладки железнодорожных путей и речных каналов.
Попавшие на службу по жребию направлялись в рекрутские депо, где проходили начальную военную подготовку. Затем из новобранцев формировали части, как правило, в размере батальона.
Общий срок службы составлял 8 лет, после чего солдат на 16 лет направлялся в запас. Срок службы сокращался в случае получения рекрутом начального военного образования в волостных и уездных военных школах. Такие заведения открывались в волостях или уездах (в разных губерниях — по-разному) за счёт местных властей. Тут отставные солдаты родом из этой волости обучали будущих призывников грамоте, счёту, умению обращаться с оружием, меткой и быстрой индивидуальной стрельбе, знанию устава, основным построениям. Причём первое, чему учили новобранца, была стрельба, а не строевая подготовка и сложные уставные ружейные приемы. Сначала обучали заряжать с помощью деревянного патрона, потом «вспышке» — умению выбивать искру кремнем. Затем стреляли самодельными глиняными пулями, в которые для прочности добавляли немного шерсти. Стреляли в дощатую мишень на расстоянии от 25 до 100 саженей, давая новобранцу представление о траектории полёта пули при стрельбе на дальние дистанции. Для экономии пороха, рекрут делал сначала пять выстрелов в день, затем десять, остаток дня занимаясь потом строевой подготовкой.
Обучение стрельбе свинцовыми пулями проводилось на земляных мишенях, в которые стреляли с любого расстояния и в подвижные мишени из досок, изображающие всадника и пешего человека. В такие мишени стреляли с расстояния 300–400 шагов. Как только новобранец начинал сносно стрелять в цель, его сразу отправляли в действующую часть.
Прошедшие там обучение призывники сразу получали статус солдата-новобранца, минуя рекрутское депо, что сокращало срок службы на 2 года;
— в случае досрочной сдачи взводом новобранца «взводного экзамена». Если взвод, в котором служил солдат, показывал себя обученной боевой единицей, сдавая соответствующие нормативы (они включали испытания на точность и меткость стрельбы, маршировку с перестроениями, действия в россыпном строю, действия в цепи, действия в каре), то срок службы сокращался ещё на год.
— в случае досрочной сдачи батальоном положенных ему нормативов (батальная стрельба, стрельба плутонгами, действия россыпным строем, действия цепью, действия линией, действия колонной, действия в каре, перестроения разного вида, марши на малую и большую дистанцию, взаимодействие с артиллерией, действия в обороне, постройка и защита полевых укреплений, атака укреплений неприятеля) срок службы также сокращался на год. При невыполнении нормативов срок службы приказом президента Военной коллегии мог увеличиться для всего батальона.
Служба солдата пехотных частей заканчивалась большими маневрами в составе полка, проводившихся под надзором генерал-инспектора. Обычно в этих маневрах принимали участие десятки тысяч солдат под управлением специально собираемой «Ставки командующего» и сформированных для этого штабов. Учения состояли из подъёма по тревоге, продолжительного, иногда многодневного марша до местности, выбранной под полигон, выполнения тут маневрирования, устройства полевых укреплений, поиска противника, имитации боя и преследования.
В новой русской армии уделялось большое внимание разработке системы положительной мотивации. Солдаты, прошедшие обучение, могли далее сдать экзамен на звание унтер-офицера. Зачем после 3 лет беспорочной службы они имели возможность получить военное образование и сдать экзамен на обер-офицерский чин. Разработаны многочисленные медали нашивки и разного рода знаки для солдат успешно несущих службу: нашивки инструктора, «застрельщика» (меткого стрелка), нашивки за выслугу лет, за ранения, за штыковую атаку, и многое другое, причём в полках могли придумывать собственные нашивки, шевроны и знаки. Генерал инспектор при инспектировании войск мог утвердить или запретить ношение подобного рода «самодеятельных» нашивок.
Другим способом мотивации, как уже отмечалось, было сокращение сроков службы для подразделений, досрочно успешно освоивших программу обучения. При этом батальон в зависимости от ситуации либо распускался по домам, либо оставлялся на сверхсрочную службу с довольно весомым по тем временам финансовым вознаграждением.
Интересной была и судьба частей и подразделений, ранее набранных в порядке рекрутской повинности. Этих солдат, нередко имевших существенный боевой опыт под началом Александра Васильевича Суворова, по праву считали высококвалифицированный военной силой, и относились как к ценным специалистам, принимая во внимание, что вторых таких уже не будет. Последний рекрутский набор произошёл в 1804 году; после этого армия комплектовалась уже исключительно по новым правилам.
Вообще с введением конскрипционного принципа формирования армии возникла проблема с комплектованием армии унтер-офицерами, количество которых теперь надо было увеличивать в несколько раз. Эту проблему решали разными способами: прежде всего, из старых рекрутированных частей выбрали наиболее толковых солдат и перевели их на положение унтер-офицеров, широко использовавшихся для обучение новых, конскрипционных полков.
Когда старые «рекрутированные» войска закончились, для решения проблемы стали набирать унтер-офицеров из инициативных солдат, оставляемых на сверхсрочную службу. Сначала их отправляли в унтер-офицерскую школу; затем новоиспечённых унтеров направляли в новонабранный батальон, который им предстояло обучить от начала и до конца. Если батальон досрочно проходил обучение, унтер-офицеры тоже получали досрочное увольнение со службы. С отставкой они получали денежное вознаграждение (в том числе жалование за «сэкономленные» годы в случае досрочного обучения батальона) и, на выбор, или участок земли в губернии, в которой набран обучаемый ими батальон, или право на льготный кредит для устройства небольшого дела.
Из старых, рекрутированных солдат, не годившихся в унтер-офицеры, сформировали новые части, произведя нечто подобное французской процедуре амальгамирования. При этом в рамках одного полка получался один «старый» линейный батальон и один «новый» — стрелковый. Третий батальон служил в качестве запасного — там обучались новобранцы. После прохождения обучения батальон поступал на укомплектование полка, а один из старых батальонов переходил на положение «запасного».
При Александре изменился порядок формирования гвардии. До того гвардейские и некоторые гренадёрские полки формировались «из лучших людей армии», то есть путём перевода из армейских полков наиболее толковых солдат. Такая система, конечно, позволяла поддерживать прекрасный личный состав гвардейских полков, но при этом ухудшался личный состав армии, откуда постоянно изымались хорошие солдаты. Поэтому гвардейские и некоторые элитные армейские полки стали комплектовать главным образом из солдат-сверхсрочников, признанных непригодными для обучения в унтер-офицерских школах.

Виды вооружённых сил в российской армии в период царствования Александра I.

Основой вооружённых сил в этот период, разумеется, оставалась пехота. По функциональному признаку она делилась на 3 основных вида: пехотные, гренадёрские, и егерские полки.
Пехотные, или, как их ещё называли, «мушкетерские» полки, были основой русской армии. Каждый полк состоял из двух батальонов: линейного и стрелкового. Батальон в свою очередь включал в себя четыре роты, каждая по четыре взвода (плутонга). Формально в каждом полку имел и третий батальон, но он был учебным и никогда не участвовал в боевых действиях, всегда оставаясь в местах постоянного расквартирования своего полка.
Линейный батальон действовал, как правило, ротными колоннами, а в случае кавалерийской атаки составлял ротные или батальонное каре. Они обучались прежде всего ведению штыкового боя, но при необходимости могли выстроить двухшереножную линию и вести «батальный», или беглый, залповый огонь и огонь плутонгами.
Стрелковый батальон действовал перед линейным, по ситуации образуя рассыпной строй, одинарные или вздвоенные цепи, а при необходимости тоже мог образовать линию или колонну.
Во время боя вражеские построения сначала обстреливались стрелковым батальоном, в то время как линейный батальон в ротных колоннах осуществлял сближение с неприятелем. Затем стрелки, не прекращая огня, отходили в тыл атакующего линейного батальона. Если линейному батальону удавалось обратить неприятеля в бегство, то он, оставаясь на месте, выравнивал строй для дальнейших действий, а стрелки осуществляли преследование бегущего неприятия. Если опрокинуть вражескую линию не удавалось, стрелков либо собирали в большие группы для повторного штыкового удара, используя стрелковый батальон как резерв для линейного, или же, в случае полной неудачи, стрелки своим огнём прикрывали отступление линейцев.
В случае атаки на них вражеской кавалерии стрелки либо образовывали каре, либо бросались ничком на землю. Поскольку в европейских армиях конница, вооружённая пиками практически отсутствовала, залёгший пехотинец оказывался недоступен для её оружия.
Для быстрой идентификации на поле боя стрелки получали иной, чем линейная пехота, головной убор: фуражку вместо кивера. Кроме того, в линейной пехоте были приняты красные петлицы, а все ремни белились; в полки легкой пехоты выдавали черную амуницию, а петлицы были жёлтого цвета.
При действии в обороне пехотный полк опирался на артиллерийскую батарею, которая бывала выделена из дивизионной, корпусной (армейской) артиллерии, или же, в крайнем случае, из собственной артиллерии полка. Интересной особенностью данного периода было то, что полковая артиллерия в пехотных полках формально отсутствовала, но на деле почти все они снабжались лёгкими орудиями или единорогами, считавшимися сверхштатным средством. Сделано это было потому, что в то время потеря орудия считалась позором, отчего артиллеристы часто слишком рано снимались с позиций, упуская возможности для самых удачных картечных выстрелов с ближней дистанции. А поскольку полковая артиллерия формально в штате не числилась, за её потерю никаких взысканий не применялось, и пехотинцы могли совершенно спокойно бить картечью в упор.
Одной из обязанностей линейной пехоты было подготовить фортификационные укрепления для прикрываемой ими артиллерии. Поэтому в линейном батальоне каждый солдат имел при себе какой-либо шанцевый инструмент — топор, лопату, кирку и мотыгу.
Все эти инструменты черенками вверх носились через плечо. Нередко инструмент носился вовсе без черенков, в расчёте, что нужное количество жердей всегда можно будет найти на месте.
Гренадёрские полки считались ударными частями русской армии. Они имели несколько большую численность — если пехотный батальон насчитывал около восьмисот, то гренадёрский — почти тысячу штыков. Стрелковый батальон гренадёрского полка вооружался динамитными гренадами, которыми стрелки закидывали вражеские линии при сближении. Также гренадёрские полки имели батарею из не менее чем четырёх лёгких орудий (обычно — четырёхфунтовые единороги, расточенные до шестифунтового калибра с соответственным уменьшением порохового заряда), и штатный взвод сапёров для устройства минно-взрывных заграждений. Гренадёрские полки, таким образом, в атаке соответствовали двум пехотным

При императоре Александре впервые стали формироваться егерские полки. До того егеря составляли «корпуса» — сравнительно небольшие части, выделенные из пехотных полков и предназначенные для стрелковой поддержки линейных батальонов. По новым штатам, егерские полки рассматривались как самостоятельно действующая «лёгкая пехота», а стрелковую поддержку линейных батальонов осуществляли полковые стрелки. Егерские полки не имели полковой артиллерии, состав егерского батальона был несколько меньше, чем мушкетёрского (730 строевых в егерском против 800 в пехотном). Егеря действовали в основном в россыпном строю, но обучались также и построениям в колонну и в каре. Начиная с 1801 года егерей начали обучать действиям цепью.
В обороне егеря занимали участки лесистой или пересечённой местности, интенсивным огнём воспрещая передвижение вражеских сил. В наступлении егеря должны были просачиваться через лесные массивы и прочие неудобные для действий линейной пехоты территории, обстреливая вражеские боевые порядки и тылы. Была разработана особая тактика против вражеской артиллерии: егеря должны были разомкнутым порядком (врассыпную или цепью) приблизится к вражеским артиллерийским позициям и обстреливать их, уничтожая орудийную прислугу. Также егеря часто применялись для штурма вражеских позиций на сильно пересечённой местности, в том числе для взятия крепостей.
Рота, как правило, была самым малым подразделением, самостоятельно действующим на поле боя. Ротой командовал капитан или штабс-капитан, которому помогали поручик, подпоручик и прапорщик. Помимо 32 обер-офицеров, состоящих в ротах, в полку имелись также должности полковых казначея и квартирмейстера, и 4 адъютанта — шефского, полкового и двух батальонных. В ведении казначея состояли «жалованная, амуничная, полковая сумма и амуниция», в ведении квартирмейстера — «провиант и фураж или деньги, на то отпускаемые».
В хозяйственном отношении рота, как правило, делилась на 3 отделения («артели»), которые не следует путать со строевыми отделениями.

Кавалерия
В рассматриваемый период армейская кавалерия состояла из легкоконных и карабинерских эскадронов, сформированных в результате реформ Потёмкина, драгунских полков, ведших родословную со времён Петра I (а то и Алексея Михайловича), гусарских полков, которые Потёмкин хотел, но не успел расформировать, трёх уланских полков, созданных по инициативе Константина, и двух кирасирских полков. Иррегулярные части включали казачьи, башкирские и калмыцкие полки.
Вся конница имела полковое деление. Полк делился на три дивизиона, а те, в свою очередь, на четыре эскадрона по сто сабель в каждом.

Драгуны.
Эта, пожалуй, самая многочисленная часть русской регулярной кавалерии во времена Александра I служила становым хребтом, основой кавалерийских сил. Драгунский полк состоял из трёх дивизионов, в свою очередь включавших в себя по два эскадрона. Драгуны считались средней кавалерией, способной решать широкий спектр задач — от прорыва пехотных каре до патрульной и дозорной службы.
Форма драгун состояла из двубортного тёмно-зелёного мундира со светло-серым лацканом, того же цвета суконной шапки, напоминающей богатырку, и специальных шаровар, обшитых изнутри кожей. Вооружение представляло собою укороченное на 4 дюйма пехотное ружьё без штыка и палаш. На конце дула имелось крепление, позволявшее прикрепить в качестве штыка палаш. Это странное сочетание вызвано было особенностью тактики: драгунам часто приходилось встречать вражескую кавалерийскую атаку «по-пехотному», в каре, и длинный палаш при этом компенсировал короткий ствол драгунского ружья.
Драгуны действовали как в составе кавалерийских полков, так и более скромными подразделениями. Один эскадрон драгун всегда находился в составе пехотной дивизии для патрульной и разведывательной службы. В кавалерийских дивизиях всегда имелся минимум один драгунский полк.
Гусары.
Лёгкая конница, решавшая широкий спектр задач. В гусары специально отбирали низкорослых, но быстрых и смелых солдат. Одной из важных задач гусар в бою было проведение стремительных атак, направленных на уничтожение вражеских стрелков, а также преследование бегущего неприятеля. Благодаря большей, чем у казаков, дисциплинированности гусары считались более подходящими для действий в разведке и охранении. Однако главной ролью гусарских полков, принесшей им заслуженную славу на полях сражений, стало участие в прорыве пехотных каре в связке гусары+конные гренадёры+ кирасиры.
Гусары носили кивер и специфическую гусарскую форму — ментик, доломан и чакчиры, причём цвет униформы варьировался от полка к полку. Вооружались они мушкетоном, парой пистолетов, легкокавалерийской саблей, с 1808 года заменённой на шашку.

Уланы.
Эта снабжённая пиками «средняя» кавалерия считалась особенно эффективной против вражеской конницы, и применялась главным образом для отражения кавалерийских атак. Форма улан состояла из серого двубортного мундира с жёлтым лацканом, синих рейтуз с кожаной подшивкой и четырёхугольной фуражки, называемой «уланкою». Вооружались пистолетом, пикой и слабоизогнутой саблей.

Легкая конница
Легкоконные полки представляли собой, по сути, дешёвый аналог гусар. Выполняя примерно те же задачи, но с упором на разведывательно-дозорную службу, они применялись, как правило, небольшими подразделениями: один легкоконный эскадрон всегда присутствовал в составе пехотной дивизии для разведывательно-дозорной службы. Одевались в однобортный зелёный мундир без лацкана, вооружались карабином и шашкой.

Конно-егерские полки.
Конные егеря в русской армии позиционировались как «ездящая пехота», предназначенная для быстрого выставления стрелковой завесы перед вражеским фронтом. Ввиду большой уязвимости от атак кавалерии, эти конные стрелки почти постоянно использовались на пересеченной, плохо подходящей для конных атак местности, поэтому их и называли «егерями». Вооружение состояло из егерского ружья (у унтер-офицеров и «застрельщиков» вместо ружья имелся дульнозарядный штуцер), и сабли, прикреплявшейся к седлу; униформа повторяла егерскую.
Конные егеря прекрасно подходили для быстрого занятия удобных рубежей обороны, прикрытия артиллерийских батарей, разведывательных и диверсионных действий. Впоследствии они стали одним из важных элементов «подвижного крыла» армии.

Конно-саперные части.
Ещё один вариант «ездящей пехоты». Применялись, как правило, совместно с конной артиллерией, как средство прикрытия и оборудования позиции. Также, во время передвижения армии включались в авангард и выдвигались вперёд, для устранения препятствий, способных задержать марш армии — восстановления переправ, устранения теснин, и оборудования лагеря.

Конно-гренадерские подразделения.
Этот род конницы применялся небольшими (не более экадрона) подразделениями и, как правило, в составе других кавалерийских частей. Один эскадрон конных гренадёр входил в состав гусарских полков по штату, а также мог придаваться драгунским и казачьим полкам. Применялись они для атаки вражеской пехоты с применением ручных и кавалерийских гренад. Порядок действий при этом был следующий: сначала пехотное каре атаковала лёгкая конница, обстреливавшая его с близкой дистанции, отчего перед фронтом пехоты поднимались облака дыма и пыли. Затем под этой завесой к каре приближался отряд конных гренадёров, закидывавших пехоту гренадами, и немедленно отступал, а за ними следом, спеша воспользоваться замешательством пехотинцев, уже двигалась тяжелая или средняя кавалерия, (кирасиры, драгуны или уланы). Такая тактика при её правильном использовании позволяла успешно прорывать пехотные каре даже без воздействия артиллерийского огня.
Несколько позже была отработана и методика взаимодействия конных гренадёров с пехотой. Для этого они должны были спешиться и, смешавшись со стрелками или егерями, из-за укрытий закидывать вражеские порядки гренадами.
Униформа конных гренадёр соответствовала тому роду кавалерии, которому они были приписаны (гусарская, драгунская или казачья).

Кирасиры.
Русские кирасиры всегда существовали в крайне ограниченном количестве (4 полка по состоянию на 1800 год, 6 полков в 1809 году), но при этом играли огромную роль в боях против вражеской пехоты. Прежде всего, кирасиры (в отличие от всех других родов кавалерии) обучали своих коней не отворачивать перед плотным строем пехоты, а пробивать его. Для этого проводились специальные тренировки, когда осуществлялись атаки на плотно выстроенные ряды чучел, затянутых в старые мундиры, в то время как в заднем ряду настоящие пехотинцы вели огонь холостыми выстрелами. Для надёжности кирасирам при атаке приходилось брать коней за повод обеими руками, так что про них говорили, что это единственный род кавалерии, атакующий врага без оружия.
Кирасиры имели защитное оснащение — кирасу, металлический шлем с сетчатым забралом и наруч на левой руке. Кирасиры вооружались длинным палашом и двумя двуствольными пистолетами.
Кирасиры применялись в составе так называемых «кирасирских» дивизий. Несмотря на название, в такой дивизии был только один кирасирский полк; второй полк был лёгкоконным (обычно гусарским), третий полк — драгунский или уланский, а также дивизион конной артиллерии. В этой дивизии тандем гусары+кирасиры занимались атаками на пехоту (при поддержке артиллерии), а драгуны или уланы отвечали за борьбу с вражеской конницей. Разумеется, и гусары, и кирасиры и сами могли вести бой против кавалерии, но специализировались они всё же на борьбе с пехотой.

Казаки
Казачьи войска чрезвычайно широко применялись для выполнения самых различных задач, присущих лёгкой коннице. В период правления Александра I они впервые получили униформу (синяя или серая черкеска, бурка, шаровары с лампасами, папаха). Вооружение традиционно включало в себя пику, шашку, карабин; за свой кошт казаки могли вооружаться и пистолетами. Ранее Потёмкин очень активно развивал казачьи войска, в том числе пешие; при Александре I произошло усиление этой тенденции, когда казачьи части усиливались отрядами «пластунов», передвигавшихся на телегах или нестроевых лошадях.



К 4-му тому. Плавучие бронированные батареи

Идея создания высокозащищенных плавучих батарей или прамов витала в воздухе с 70-х годов 18 века. Во время «Долгой осады» Гибралтара французские инженеры пытались применить плавучие батареи, защищённые слоем камней, помещённым между двумя рядами дубовых брусьев. В России корабельный мастер Д. А. Масальский ещё в 1788 году разработал проект бронированных плавучих батарей, предназначенных для обороны Кронштадта. Но первые образцы такого рода появились только во время управления Адмиралтейств-коллегией цесаревичем Александром.
В этой конструкции прочная, набранная из деревянных брусьев платформа устанавливалась на нескольких поддерживающих ее понтонах. В сущности, это было видоизменение давно и хорошо известной конструкции обыкновенного парома. Именно плоты в силу специфики их упрощенной конструкции позволяли с минимальными расходами времени и средств создать для обороны берегов первые надежные и эффективные носители мощных орудий. Новым в соответствии с требованиями времени было применение железной, своего рода «наборной» брони. Вместо еще не удававшихся железных плит применили откованные из железа полосы, которыми обшивали деревянные брустверы и борта плотов.
Проект плота Масальского после его доработки был утвержден в декабре 1794 г., повелением цесаревича Александра о начале постройки. Строительство началось уже в январе 1795 г. На расходы выделялось 170 000 рублей. Так вместе с постройкой линейных кораблей, фрегатов, вооружённых клиперов (корветов) и канонерских лодок началась экстренная постройка 14 батарейных плотов. Эти работы были поручены наделенным особыми правами уполномоченным строителям, зарекомендовавшим себя как исправные кораблестроители. Чтобы сократить сроки постройки, уполномоченным при заключении контрактов разрешалось действовать, не стесняясь никакими формальностями.
«Образцовый плот» казенными средствами в Новом Адмиралтействе строил сам А. С. Масальский. Строитель целого ряда линейных кораблей, фрегатов и кораблей других классов Балтийского и Черноморского флота, он в феврале 1795 г. был переведен в Петербург специально для реализации его собственного проекта броненосной плавучей батареи, по которому готовились начать их постройку на верфи Галерного флота в Петербурге и на планировавшейся к сооружению в Керчи инновационной верфи броненосного судостроения.
13 остальных плотов поручили строить известному подрядчику купцу 1-ой гильдии С. А. Собакину, который строил для флота ластовые суда и канонерки… По контракту от 26 января 1795 г. он за 13 плотов получал 55864 ₽ Им же поставлялись железные кницы для соединения понтонов с платформами — всего 104 штуки общей массой 500 пудов. Завод Бёрда поставлял железные броневые полосы: кованые толщиной 2 дюйма (50,8 мм) и 4 дюйма (102 мм) и прокатные толщиной 1 дюйм (25,4 мм). Он же выполнял пригонку и крепление полос на месте. «Вольный купорный мастер» Руге поставлял 840 бочек для размещения их в понтонах (по 2 ₽ за штуку) с окраской.
Образцовый батарейный плот был готов к началу мая 1795 г. Близки к окончанию были и остальные. По распоряжению императора плоты собирали с таким расчетом, чтобы их можно было хранить «в сараях в разобранном виде за номерами». При необходимости их можно было собрать «в самом непродолжительном времени и поставить для действия против неприятеля».
Батарейный плот образца 1795 г. состоял из двух отдельно выполнявшихся конструкций, набранных из брусьев опорного массива, имевшего покрытие в виде корабельной палубы. На нем устанавливали орудия и размещалась прислуга. Вторую конструкцию составляли поддерживавшие массив несколько (в типическом случае 10 штук) одинаковых понтонов прямоугольного сечения. На опорном массиве или на платформе, длина которой (8,7 сажен) была меньше ширины (11,5 сажен), по фронту посреди него располагались восемь 36 фунтовых корабельных орудий.
Их прикрывал деревянный сруб или бруствер из вертикально установленных брусьев с открытыми сверху амбразурами. Изнутри бруствер подкреплялся контрафорсами из брусьев, снаружи он прочно соединялся с доведенными до высоты массивом пологого деревянного откоса. Он также набирался из плотно уложенных один к другому и прочно перевязанных между собой брусьев и играл роль гласиса перед бруствером. С бортов к брустверу пристыковывались выполненные так же из брусьев стены траверзов. Сформированный таким образом, открытый лишь с тыла деревянный полуказемат для орудий обшивали броней. Это были откованные из железа полосы или, как их называли, «пластины». Лобовую стену (бруствер) каземата обшивали вертикально установленными полосами толщиной 4 дюйма (102 мм). Их длина (высота) составляла 1,3 м, ширина от 254 до 305 мм.
Всего на 14 плотов заказывали 900 полос общей массой 16 375 пудов. Гласис (откос) обшивали полосами толщиной 2 дюйма. Откосы покрывали полосами толщиной 1 дюйм, шириной 20 дюймов и длиной 2 сажени. Масса брони каждого плота составляла 20 % от водоизмещения.
Плоты не имели механических движителей или мачт и не были мореходны в свежую погоду. Но на их стороне было преимущество минимальной осадки, обеспечивавшее удобство занятия любой оборонительной позиции на всем пространстве мелководного прибрежья. Для маневров же в этом случае вполне можно было обойтись действием весел и буксировкой.
Воплощая обширный предшествовавший опыт мирового судостроения, конструкция плотов отличалась глубокой продуманностью и несомненными, обращенными даже на перспективу проектно-технологическими достоинствами. Броневое покрытие гласиса, помимо прикрытия бруствера, служило одновременно и защитой откоса от повреждения конусом газов при стрельбе из орудий. С той же целью — чтобы этим конусом не повредить оконечности понтонов, осадка и количество понтонов были выбраны так, чтобы понтоны были полностью заглублены в воду. Тем самым уменьшалась и вероятность их повреждения вражескими снарядами. Так впервые, наверное, была осуществлена идея подповерхностного или водобронного судна, плавучие несущие конструкции которого защищались толщей воды.
Очевидна и стабилизирующая роль заглубленной в воду широкой, а потому и весьма остойчивой платформы. Незначительность надводного борта батареи восполнялась замкнутым по периметру (вместе с бруствером) высоким фальшбортом, позволявшим действовать из орудий и в условиях волнения на море. На случай повреждения фальшборта предусматривались высокие вровень с ним комингсы люков над входами в погреба боеприпасов и крюйт- камеры. Наличие десяти понтонов и соответственно рассредоточенность погребов боеприпасов даже при значительных повреждениях батареи, делали необычайно живучей. Вторым фактором живучести было разделение понтонов поперечными переборками на изолированные отсеки и размещение в них (практически заполняя весь объем отсека) отдельных емкостей плавучести — пустых бочек.
Новым было и еще не осознавшееся во всей полноте преимущество блочного метода постройки. В сооружении батарейных плотов оно было реализовано благодаря возможности раздельного и одновременного сооружения несущей орудия платформы и поддерживавших ее понтонов. Множественность отдельных конструкций плавучести — понтонов позволяла легко регулировать посадку и грузоподъемность плота, размещая на нем то или иное количество орудий. Тем самым предвосхищалась другая идея будущего — модульный принцип проектирования, когда суда в зависимости от назначения и грузоподъемности предлагают собирать из взаимозаменяемых блоко-модулей.
Периодическая замена понтонов, переход на металл для их изготовления могли бы сделать плоты долговечными и исключительно полезными в мирное время паромами, транспортными и спасательно-судоподъемными средствами или водолазными платформами.
Испытания головного плота, проведенные в навигацию 1795 г., подтвердили правильность всех выбранных проектных решений. Так, скорость на буксире пятью канонерскими лодками при спокойном море составила 3 узла. Метод толкания, который подсказывала конструкция плота (большая ширина, просветы-ниши между понтонами, куда можно было упереть нос буксировщика), дал ещё лучшие результаты. Было отмечено такое достоинство, как отсутствие сотрясений плота при стрельбе боевыми зарядами. Объясняли это относительно мягким (без жестких связей) креплением понтонов с платформой.
При обстреле опытной батареи чугунными ядрами (первоначальное расстояние постепенно уменьшали с 600 до 300 м) сбить все орудия удалось лишь в результате 158 попаданий. Учитывая меткость тогдашних орудий и явно «убойное» для батареи расстояние, нельзя было не сделать вывода о весьма высокой живучести батареи. Сквозных пробоин насчитали только пять. Из них четыре пришлись на участки, разрушенные ранее полученными попаданиями, а один случай был обусловлен производственным браком. Следует также отметить, что добиться попадания в низкий батарейный борт было крайне непросто. При стрельбе «на рикошетах», стандартной для боя на средней дистанции того времени, большая часть ядер попросту перелетала через батарею.
Особенно обнадеживающим был тот факт, что батарея как платформа для орудий практически из строя выведена не была и после замены орудий могла бы продолжать бой. Выдержала обстрел и лобовая броня. Дело было лишь за некоторыми усовершенствованиями (более мощные и чаще поставленные болты, утолщенные или пакетированные плиты), в которых, естественно, нуждалась по существу опытовая конструкция плота. Все они, благодаря специфике модульной конструкции, обещали перспективность и длительный срок службы плотов.
Тем не менее, для повышения надёжности бронезащиты боевые порты орудий стали оснащать бронированными масками, сильно уменьшившими площадь проёма орудийного порта.
Сразу после появление первых вариантов броненосных плодов император предложил их испанскому правительству для применения при осаде Гибралтара. Однако экспортный вариант плотов пришлось серьёзно перерабатывать. Поскольку их задачей было не только отражать атаки английского флота, но и осуществлять бомбардировку крепости, возникла необходимость оснащения их артиллерией навесного огня — мортирами. Однако при анализе возможного хода боевых действий морской штаб императора Александра пришёл к выводу, что бронеплоты, находящиеся в радиусе действия крепостной артиллерии, в свою очередь подвергаются большой опасности навесного огня. Одно попадание бомбы через ничем не защищённую крышу могло привезти к тяжелейшим последствиям, и, во всяком случае привести к утрате боеспособности батареи.
Поэтому для гибралтарских бронеплотов пришлось разработать специальную артиллерию — бомбические орудия. По сути это были удлинённые мортиры, способные вести огонь прямой наводкой. Из-за удлинённого канала ствола и применения особых сортов пороха дальнобойность бомбических орудий существенно превосходила мортирную, что позволяло им вести обстрел Гибралтара, находясь вне радиуса действия ответного огня крепостных мортир.
Однако быстро изготовить чугунные бомбические орудия не удалось: требовалось разработать технологию отливки с применением внутреннего охлаждения ствола. Поэтому первые русские бомбические орудия были бронзовыми.
Специально для гибралтарского проекта изготовили 30 бронзовых дульнозарядных 203-мм «длинных мортир» и по 200 разрывных снарядов к каждой из них. Вес орудия со станком составлял 420 пудов, высота от палубы до центра цапф равнялась 48 дюймам. эх установили на бронированных платах по пять штук на каждый, вооружив таким образом шесть плотов.
Из-за большого веса место для 36-футновых орудий на плотах уже не нашлось. Предполагалось что для борьбы с вражеским флотом также будут использоваться бомбические орудия. Правда, император выразил сомнение в «возможности успешного действия из мортир с судов по судам же», но, вспомнив об им же исповедовавшемся правиле не сковывать активность местных администраторов, Александр одобрил проект. Для защиты от абордажа плоты усилили шестью восемнадцатифунтовыми пушками каждый, а также предусмотрели возможность размещения калильных печей.
Из-за особенностей вооружений проект гибралтарских плотов разрабатывали заново. Сохранив полностью свой конструктивный тип, плоты были незначительно увеличены в размерах, отчего их водоизмещение составило теперь около 450 т. Длину платформы довели до 12 сажен, ширина составила 18 сажен. В середине января 1798 г. портовый корабельный инженер С. Амосов составил техническую смету на постройку, и в Николаевском адмиралтействе из отобранного тем временем на его складах леса началось сооружение первых двух плотов. Конструктивно они были подобны плотам, строившимся на Балтике. Десять удлиненных прямоугольного сечения (заостренных в оконечностях) понтонов служили опорой накрывавшей их массивной платформы, на которой за бруствером и примыкавшим к нему бронированным откосом (для уменьшения веса бруствера и прикрытия деревянных конструкций от газов при стрельбе) устанавливались бомбические орудия.
Отсеки для размещения корабельных грузов в понтонах отделялись от остальных отсеков водонепроницаемыми переборками, а крюйт-камеры и бомбовые погреба снабжались, кроме того, двойным дном и обшивались войлоком. Из тамбура для спуска в корме понтона в отсек крюйт-камеры спускалась труба для ручного отливного насоса, которая соединялась с трубой, проложенной по днищу крюйт-камеры. Через водонепроницаемый сальник в переборке она сообщалась с смежными отсеками. В переборках у днища остававшихся свободными отсеков прорубались шпигаты.
Такое странное, на первый взгляд, решение позволяло за счет сообщения отсеков между собой откачать проникшую воду из всех отсеков с помощью одного насоса. Примененное решение представляло по существу обычную для того времени на броненосных кораблях и предельно упрощенную водоотливную систему с магистральной трубой. Надежность обеспечения плавучести, кроме самой тщательной конопатки корпусов понтонов, увеличивалась применением, говоря по-современному, емкостей плавучести, роль которых исполняли изготовленные по размеру каждого отсека, герметично закупоренные бочки (6 на понтон).
Для уменьшения сопротивления при буксировке бревенчатые днища понтонов в промежутках между ними были подшиты гладкими досками. Батареи снабжались битенгами, киповыми планками, цепями и якорями весом по 400–450 кг, обеспечивавшими надежную стоянку на позиции. Для разъездов предусматривалось по шестивесельному ялу со шлюпбалками. Предусматривались камбуз, каюта командира и кают-компания.
Бронеплоты показали высокую надёжность и боевую эффективность во время последней осады Гибралтара. Их бронирование оказалось непреодолимой преградой для чугунных ядер любых калибров. Экипажи бронеплотов несли потери лишь в тех редких случаях, когда ядра или картечь залетали в амбразуру. Очень действенным оказалось оснащение бронеплотов калильными печами: они позволяли вызвать пожар на вражеском корабле уже после нескольких попаданий.
В целом бронеплоты показали себя высокоэффективным оружием как для защиты собственных портов, так и для осуществления ближней блокады вражеских, оставаясь на вооружении до самого конца александровского царствования. Последние модификации бронеплотов имели цельнометаллическую конструкцию, позволившую серьёзно повысить их долговечность, и усиленное вооружение крупнокалиберными стальными нарезными орудиями.



К 5-му тому. Особенности русской тактики

Основной чертой русского военного искусства того периода является его самобытность, вытекающая из несходства российских условий с другими европейскими народами. Соответственно, русская армия тех времен мало походила на другие европейские армии, отличаясь и внешним видом — простой, удобной потемкинской формой, и методом комплектования — это была первая после республиканской Франции призывная армия; и устройством, будучи единственной национальной армией в Европе, и обучением — моральным воспитанием, а не европейской бездушной дрессировкой. Отличалась русская армия и своей стратегией и тактикой.
Европейская стратегия того времени преследовала чисто географические цели: овладение разными линиями и пунктами. При этом основной способ достижения цели заключался в выходе на коммуникации противника или даже просто создание угрозы этим коммуникациям путём ряда тщательно рассчитанных маневров. Достижение целей войны осуществлялось, по возможности, без сражений, исход которых всегда остаётся в той или иной степени неопределённым; поэтому вся компания состояла из маневров и осад крепостей.
Русская стратегия предложила совершенно иной подход. Она ставила своей целью разгром живой силы противника в одном или в серии решающих сражений. При этом, чтобы навязать сражение, русские войска совершали широкий обходной маневр, выходя на коммуникации противника и вынуждая его принять бой.
Линейный боевой порядок, царивший тогда в Европе, совершенно не привился в
России. Новая тактика была выработана и широко применялась нашей армией задолго до революционных и наполеоновских войн, — достаточно вспомнить боевой порядок Суворова под Туртукаем, его батальонные и даже ротные каре, рассыпной строй егерей далеко за флангами, интенсивное применение конницы. Линейное построение исключало всякое маневрирование в бою: перестроения без риска полного разгрома были невозможны, пехотный бой можно было подготовить, но им
нельзя было управлять.
Русская тактика, наоборот, основана на том, что каждый понимает свой маневр, а войска сохраняют полную управляемость во всех фазах боя.
Управление войсками в бою допускает самое широкое проявление частной инициативы.
Иностранные армии, как правило, атаковали тогда одним сплошным, непрерывным фронтом. В русской армии ее части — корпуса и дивизии — получали самостоятельные задачи. Зачатки этой тактики проявились еще в кампанию 1770 года: при Рябой Могиле сложный ночной маневр, глубокий охват укрепленной позиции противника являлся результатом самостоятельных, однако согласованных главнокомандующим действий частных начальников. При этом одной части, бригаде Потемкина, поручалась такая сложная для той эпохи задача, как глубокий (радиусом 7 верст) заход правым берегом Прута, отдельно от прочих частей армии, развертывающихся на левом берегу. На Ларге и при Кагуле части армии тоже маневрируют самостоятельно, тогда как еще в Семилетнюю войну она наступала одной общей массой.
Эшелонирование войск в глубину, наличие боевых резервов и умение своевременно пользоваться ими всегда давало русской армии преимущество в борьбе с линейными построениями противника. Русская тактика, как и вся русская доктрина, гибка и эластична: иной она и не могла быть, поскольку русской армии приходилось иметь дело с очень разнородным противником. «Баталия в поле, — учил Суворов, — линией против регулярных, кареями против бусурманов»… Однако, в самом конце 18 века, прослышав про французскую тактику колонн, русские немедленно внедрили её, и с того времени наша тактика стала разделяться на тактику против европейцев, когда за основу строя берётся колонна, и тактику против восточных народов, с основой в виде каре. Однако и тут никакого шаблона, сухой схематичности не наблюдалось (может случиться против турок, что пятисотенному карею надлежит будет прорвать пяти или семитысячную толпу — на тот случай бросались в колонну). При этом, Суворов видел залог успеха не столько в форме построения, сколько в энергии атаки.
Особенностью русской тактики стала широко практикуемая частная инициатива. Так, Суворов больше всех других начальников придерживался элементарных форм устава, зато в применении их отступал от уставных норм тоже больше всех.
«Гренадеры и мушкетеры рвут на штыках, — говорил Суворов, — а стреляют егеря». Это разделение боевой работы всегда проводилось им неукоснительно; но при этом, учитывая непредсказуемость хода сражения, он требует и скорости заряда и цельности приклада и от гренадер с мушкетерами, а крепкого укола — от егерей.
Надо отметить, что Суворов всегда отдавал должное стрелковому бою. Под Столовичами он не атакует сразу Огинского, а сперва подготавливает, как следует, атаку огнем, расстраивает необстрелянные войска коронного гетмана. При Козлудже он атакует турецкий лагерь лишь после трехчасовой артиллерийской подготовки, при Фокшанах — после часовой. Янычары при Гирсове и спаги на Рымнике сокрушаются именно батальным огнем. Поэтому расхожая фраза «пуля дура — штык молодец» не должна никого вводить в заблуждение: прославленный генерал-фельдмаршал совершенно не был адептом штыкового боя, отдавая должное огню пехоты и артиллерии.
В эпоху Александра разработана и получила практическое применение тактика глубоких обходов дивизионными и корпусными отрядами. Армия двигалась в составе сильного авангарда, куда отряжалась большая часть кавалерии, и крупными дивизионными колоннами. Кавалерийский авангард выполнял несколько важных задач: прежде всего, он совершенно истреблял вражеские разъезды, создавая для противника непроницаемую завесу. В результате враг не имел представления, где именно и куда движутся основные силы русской армии.
Второй задачей кавалерийского авангарда было обеспечение быстрого прохода основных сил армии. Конные сапёры заблаговременно устраивали переправы и гати, разбивали лагерь; конные егеря охраняли место предстоящего расквартирования войска, устраивали засады на вражеские силы; казаки совершали глубокие рейды, вселяя ужас во вражеские силы.
Третьей и важнейшей задачей кавалерийского авангарда, выходившей на первое место в преддверии решающей битвы, становился разгром отдельных вражеских отрядов — авангардных или фланговых колонн. Внезапное мощное наступление больших кавалерийских масс, поддержанных конной артиллерией, позволяло разгромить отдельные части вражеской армии и затем, при подходе основных сил неприятеля, отступить на соединение со своей пехотой. Также, это соединение наилучшим образом подходило для выполнения обходов и охватов, быстрых бросков для занятия важных пунктов, выставления заслонов для препятствования движению неприятеля, и так далее.
По инструкциям генерала Бонапарта, от армии требовали 'двигаться таким образом, чтобы каждый день, каждый час быть в состоянии вести бой.

Полководец должен несколько раз в день спрашивать себя: если неприятельская армия покажется у меня с фронта, справа или слева, что я сделаю? Если он окажется в затруднительном положении или на плохой позиции, если он допустил ошибку, он должен ее исправить.
Армия должна каждый день, каждую ночь и каждый час быть готовой к оказанию всего сопротивления, на какое она способна. Это требует, чтобы солдаты постоянно имели при себе оружие и боевое снаряжение; чтобы пехота не отделялась от артиллерии, кавалерии и от своих генералов; чтобы различные дивизии армии были всегда в состоянии оказывать взаимную поддержку, опираться друг на друга и прикрывать друг друга; чтобы в лагерях, на привалах и в походе войска все время находились в положении, наиболее выгодном для любого поля сражения, то есть чтобы: 1) фланги были примкнуты; 2) все орудия могли действовать с наиболее выгодных позиций. Для обеспечения этих условий на марше нужно выдвигать авангарды и боковые отряды для разведки местности впереди, справа и слева на такое расстояние, чтобы главные силы имели возможность развернуться и занять позиции'.
Основным видом боевых действий считалось наступление. Только наступательные действия, при которых перехватывается инициатива, а противнику навязывается воля наступающего, способны нанести действительное поражение врагу. Для наступления на поле боя предусматривалось несколько отработанных тактических приёмов:
1.Артиллерийская подготовка наступления. Те позиции неприятеля, на которые должен был обрушиться удар русских войск, первоначально подвергался интенсивному обстрелу самыми действенными артиллерийскими боеприпасами — шрапнелью, картечью и дальнобойной «стреловидной» картечью, а также удлиненными гранатами, несущими в два раза больше взрывчатого вещества, чем обычные.
2. Атака после применения ружейного огня. Атакуемые вражеские полки и бригады предварительно обстреливались егерями и стрелками, в том числе с применением нарезного оружия и пули Минье.
3. Удар ротными и батальонными колоннами. Для непосредственной атаки в бой бросали линейные батальоны, быстрым шагом или даже бегом преодолевавшие простреливаемые пространства и наносившие мощный штыковой удар. Искусство быстрого перемещения по местности, без нарушения целостности строя, составляло основу обучения русской линейной пехоты.
4. Широкое применение гранат. Появление такого сильнодействующего взрывчатого средства, как динамит, немедленно привело к попыткам использовать его в военной сфере. Хотя снарядить им пушечные гранаты и бомбы не представлялось возможным, в некоторых узких сферах это опасное взрывчатое вещество всё же нашло своё военное применение. В частности, им начали снаряжать ручное оружие гренадеров — ручные гренады. В течение 1796–1797 годов на Артиллерийском полигоне было испытано несколько вариантов ручных гренад весом от одного до 12 фунтов. Всё они имели так называемый «тёрочный» воспламенитель, действовавший по принципу обычных спичек.
По результатам испытаний на вооружение было принято четыре типа гренад — «егерская», «пехотная», «кавалерийская», и «морская». Егерская, самая лёгкая, снабжалась верёвочной пращой, позволявшей закидывать гренаду на дистанцию до 80 шагов. Запальную трубку этой гранаты нужно было воспламенить заранее, поэтому пользование этим оружием требовало недюжинного самообладания и допускалось лишь из рассыпного строя. Корпус егерской гренады был чугунный, с полуготовыми осколками, по типу гранаты «лимонка».
Пехотные гренады имели жестяной корпус. Воспламенение детонатора производилась в момент броска гранаты выдёргиванием воспламенителя, привязанного за верёвочку к кисти руки солдата. Такие гренады использовали в основном русские стрелки, во время действий из строя цепью против плотных построений вражеской пехоты. Не имея из-за своего разреженного строя возможности дружно ударить в штыки, русские стрелки при приближении вражеской колонны закидывали её гранатами и быстро отступали под прикрытие собственной линейной пехоты. Также гранаты широко применялись для действий на пересечённой местности, при штурме или обороне полевых укреплений, во время городских боёв.
Кавалерийская граната — самая тяжёлая из всех, применялась лёгкой кавалерией при действии против вражеских пехотных каре, причём исключительно для броска «из седла». Для проведения атаки эскадрон лёгкой конницы, (как правило, это были гусары) на высокой скорости атаковал вражеское каре, как правило, с угла, выбрав ровную, желательно покатую в сторону противника местность. Эскадрон строился в две шеренги –первая держала наготове мушкетоны, вторая была вооружена тяжёлыми гренадами.
Первая шеренга обстреливала каре из мушкетонов и, как правило, сама принимала на себя залп каре; вторая шеренга, пользуясь поднятой пылью и пороховым дымом, подъезжала к каре почти вплотную и кидала в неё свои тяжёлые гренады, которые благодаря набранной во время атаки инерции докатывались прямо до рядов пехотинцев.
Как правило, вслед за эскадроном гусар следовал один или два эскадрона тяжелой конницы — драгун или кирасиров, которые, воспользовавшись замешательством вражеских пехотинцев после мощных гренадных взрывов, немедленно врывались в строй и прорубали каре.
Морские гренады ничем не отличались от пехотных, за исключением дополнительной гидроизоляции и тщательной укупорки в герметичные бочонки. Поскольку абордажный бой всё же достаточно редок, гренадам этим приходилось долгие годы плавать на борту судна, прежде чем их пускали в ход, поэтому дополнительные меры от отсыревания запалов были совершенно необходимы. «Морские» гренады широко применялись в Южных морях для защиты от малайских пиратов, использовались в абордажных боях для очистки внутренних помещений корабля от засевших в нём защитников, но чаще всего матросы воровали их для глушения рыбы.
В целом гренады показали себя эффективным оружием, особенно действенным против плотных строёв пехоты, и при действии в городской местности. Также гренады хорошо зарекомендовали себя при обороне полевых укреплений.
5. Умелое чередование конных и пеших атак.
Русская конница обучалась действовать как во взаимосвязи с пехотой, так и самостоятельно, в составе больших кавалерийских масс. Так, русские гусарские и легкоконыне полки нередко проводили быстрые атаки, проходя между наступающих пехотных колонн и уничтожая вражеских стрелков, или врубаясь в неприятельские линии и дезорганизуя их огонь по пехоте. Такая одновременная «конно-пехотная атака» была крайне трудноотразима.      Активное использование подвижных резервов.

         
    Уже в конце 18 в. русские стали выделять крупные кавалерийские соединения (дивизии, корпуса, впоследствии — даже армии) для самостоятельных действий. Такие части, усиленные конной артиллерией, реактивными установками, ездящей пехотой, спешенными драгунами или пехотными полками на телегах, способны были совершить стремительный марш-бросок на 100− 120 верст в день и обрушиться на ничего не подозревающего неприятеля, разгромить отдельные отряды, дивизии, колонны противника, а к моменту решающей битвы вернуться к основным силам. При этом русские не имели европейской склонности «беречь» кавалерию. «конница считается дорогостоящим родом войска, но это не так» — говорил генерал Бонапарт. «Конный отряд удержит в 5 раз более протяжённый фронт, чем такой же численности пеший. Поэтому конница экономически оправдывает себя».      Сокрушительный характер удара. К концу 18 века русские решительно отказались от довлевших весь 18 век доктрин о «пересечении операционной линии» неприятеля как высшей цели войны и проявления наивысшего полководческого искусства. Напротив, решающим стало стремление найти и уничтожить вражескую армию, а затем, пользуясь растерянностью неприятеля после его разгрома, стремительное овладение всей его страной. «Тот, кто считает, что без решающего сражения можно победить в войне, находится во власти самообмана» — говорил император Александр. «Только битва может выявить победителя». Воспитанные согласно этой доктрине, русские войска были склонны искать неприятеля и навязывать ему решающее полевое сражение, дабы одним ударом сокрушить, и решить таким образом исход войны. Однако, это требовало создания численного преимущества на решающем участке и, следовательно, крепкой обороны в численном меньшинстве на всех остальных участках. Поэтому обороне русские военные теоретики уделяли не меньше внимания, чем наступлению.

         
    Особенностями оборонительной тактики русских сил были:      Опора на естественные препятствия местности (цепи холмов, овраги, реки, населённые пункты). В отличие от европейских армий, старавшихся не воевать в населённых пунктах из-за высокой опасности дезертирства, русские совершенно спокойно занмиали крепкие дома в европейских городах, используя их как стрелковые позиции. Широкое применение полевой фортификации. В обороне русские опирались на установленные на возвышенностях батареи, защищённые турами, фугасами с электрозапалом и колючей проволокой. Колючая проволока нашла широчайшее применение в русской армии. Артиллеристы при устройстве батарей часто окутывали их этой лёгкой и труднопреодолимой преградой, защищая себя от внезапных атак вражеской конницы. Также, при применении конной артиллерии русские часто возили с собою готовые заграждения, которые быстро растягивали перед собой, сильно замедляя действия вражеских сил. Широкое применение полевой связи. В среде русской армии нашло применение использование проводного телеграфа и гелиографов. Это позволило наладить такие сложные виды боевых действий, как стрельба с закрытых позиций.Активное использование полковой артиллерии. Лёгкие полковые единороги позволяли создать серьёзное огневое преимущество на поле боя. Кроме того, используя их во время атаки, русские добивались успеха созданием локального огневого преимущества.    


Nota bene

        Книга предоставлена         Цокольным этажом        , где можно скачать и другие книги.      
Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN/прокси.
        У нас есть Telegram-бот, для использования которого нужно: 1) создать группу, 2) добавить в нее бота по         ссылке         и 3) сделать его админом с правом на          «Анонимность»         .      
* * *
Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:
 "Благословенный". Справочник по миру